Книга От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен

Натуральный доход колхозов — продукты питания

Часть зерна крестьяне продавали государству или горожанам на колхозных рынках, часть шла на посевы, часть на прокорм скота, часть поедали крысы. То, что оставалось крестьянам для еды, являлось «натуральным доходом колхоза». Вслед за Бергсоном я рассчитываю натуральный доход колхозов по наиболее значимым сельскохозяйственным продуктам как общий объем производства за вычетом сбыта, потерь, семенного и кормового фондов. С учетом новых данных я внес коррективы в расчеты Бергсона по трем направлениям. Во-первых, Бергсон использовал цены, приводимые в работах Карча (1957), который с тех пор пересмотрел их уже дважды (см.: Морстин и Пауэлл. 1966, 621; Карч. 1979, 105), прежде всего вследствие выхода работы Вылцана (1966) о ценах на колхозном рынке. Я использую наиболее актуальные выводы Карча. Во-вторых, Бергсон задействовал официальную производственную статистику, которую следует пересмотреть в меньшую сторону (см.: Уиткрофт. 1990а; Дэвис, Харрисон и Уиткрофт. 1994, 114–116). Если отбросить повышательные «коррективы» Госплана для цифр конца 1920-х гг., то темпы роста потребления зерна в колхозах оказываются выше. В-третьих, благодаря работе Барсова и Карча появилась более подробная информация по сбыту. Авторы делают акцент на концептуальных вопросах оценки сбыта и демонстрируют, что цифры Бергсона по сбыту зерна не полностью отвечают критерию сравнимости. Так, его данные на 1928 г. соответствуют показателю чистых внедеревенских продаж (объемов сбыта за вычетом перепродаж сельским жителям)[101], в то время как в данных на 1937 г. речь идет о валовом показателе, не определяющим нетто по перепродажам (Карч. 1957, 198). Вместо этого в своем анализе я везде применял показатель чистых продаж, получив меньшее падение натурального дохода колхозов, чем у Бергсона.

Не менее сложный вопрос заключается в том, на основе каких именно цен рассчитывать натуральный доход колхозов. Среди возможных вариантов — закупочные цены, гораздо более высокие цены колхозов, а также их среднее значение, учитывающее объемы товаров, реализованных по каждой из цен. Я отдаю предпочтение рыночным колхозным ценам, поскольку они дают представление об издержках крестьян. Представим, что у некой крестьянки есть три яйца. Предположим, что первое она продала государству по закупочной цене 24 коп., второе — на колхозном рынке за 40 коп., а третье сварила себе на завтрак. Как определить цену съеденного яйца? Разумеется, это будет цена на колхозном рынке, а не государственная закупочная или некая средняя цена; крестьянка продала бы яйцо за те же 40 коп. и купила бы себе на них ткань[102].

Натуральный доход колхозов — непродовольственные товары

Помимо продовольствия, в натуральный доход колхозов входили лен, шерсть и кожа[103]. В 1920-х гг. на селе имелись солидные мощности по производству целого спектра текстильных и кожаных товаров для нужд крестьян. Эти предприятия потребляли половину соответствующего сырья. Как уже отмечалось в гл. 5, их выдавили с рынка как и животных, которых умерщвляли в ходе катастрофы под названием «коллективизация».

Какое значение имели эти сельские производства для крестьян? Я провел расчеты по шерсти, льну и коже на основе цен производителей. Так, сельское население в 1928 г. обрабатывало 716 тыс. ц шерсти (в мытом состоянии), в то время как на заводах обрабатывалось только 618 тыс. (Уиткрофт и Дэвис. 1985, 404–405, 459–460). В том же году промышленность произвела 117 млн м ткани, что потребовало использования всего имеющегося в ее распоряжении шерстяного сырья, и лишь незначительное его количество было реализовано в виде нити и поступило на трикотажные и чулочно-носочные фабрики[104]. При этом шерстяного сырья, которое осталось у крестьян, хватило на производство 136 млн м ткани (117 млн х 716: 618). Аналогичные подсчеты дают нам цифру в 190 млн м льняной ткани и 47 млн пар обуви, которые вышли из-под сельских станков.

Вышеприведенные цифры взяты в ценах 1937 г. по данным Чапман (1963, 190–195). Она приводит информацию о восьми различных вариантах цен на шерстяную и камвольную ткань. Для своих расчетов я взял цену на «грубое шерстяное сукно однотонного цвета» (29,51 руб./м), так как это было недорогое сукно, годное для ручной обработки на селе[105]. В 1928 г. стоимость шерстяной ткани можно оценить в 4 млрд руб., льняной — 2,5 млрд руб., обуви — 2,4 млрд руб.[106] В общей сложности объем сельского производства в 1928 г. составил 8,9 млрд руб., а в 1937 г. — 0,9 млрд руб. (все в ценах 1937 г.)[107]. Этот показатель значительно выше, чем у Бергсона[108].