Книга Быть балериной. Частная жизнь танцовщиц Императорского театра - Юлия Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новый вид “босячества” тенденциозного, идеалом которого является “голоножие”, пропагандирующее новый вид танцев, иллюстрирующих серьезную музыку – Шопена, Бетховена, Баха.
Певец босяков, описывая “босячество” подневольное, отнюдь не мечтал о том, что возможно нарождение “босячества добровольного”, типа американки Дункан, у которой, кроме души, средством для восприятия и истолкования классической музыки… будут служить босые ноги.
Босячка, танцующая на ковре сонату или симфонию Бетховена, фугу Баха, ноктюрн Шопена – действительно курьез, и курьез из ряда вон выдающийся».
Пройдет совсем немного времени, и случайно забредший на выступление Дункан в Москве Константин Сергеевич Станиславский[256] явится к ней в гостиницу, дабы узнать как можно больше о новой системе танца: «Как раз тогда я был занят исканием той творческой энергии, которой артист должен заряжать свою душу перед выходом на сцену, и, вероятно, надоел Дункан своими расспросами. Я наблюдал за Дункан во время спектаклей и репетиций и видел, как развивающееся чувство меняет выражение ее лица, и как она с блестящими глазами начинает изображать то, что рождается в душе. Вспоминая наши случайные разговоры и сравнивая нашу работу, мне стало ясно, что мы ищем одного и того же в разных областях искусства», – пишет К.С. Станиславский в своей книге.
Станиславский предлагает Айседоре преподавать пластическое движение актерам Художественного театра, но она отговаривается, заявляя, что ее танцу необходимо обучаться с самого детства, после чего Дункан завершает турне и возвращается в Берлин, где уже заждались ее мама и сестра. Айседора сообщает им, что приняла в России решение создать собственную школу.
Неделю они листали газеты с объявлениями о найме жилья, мотались по всему городу и пригороду, пока не обнаружили новенькую виллу на улице Трауден, которую и приобрели. Было решено, что для начала Айседора возьмет ровно сорок учениц, поэтому они сразу же купили сорок кроваток с белыми кисейными занавесками и принялись за обустройство здания в целом.
В ожидании учеников Айседора разработала 500 упражнений, которые должны были стать основой школьной гимнастики, при этом, в отличие от балетных школ, тренировки должны были проходить в форме игры. Была разработана форма – своеобразная просторная одежда, в которой детям было легко бегать, прыгать и играть.
При этом отчаянное семейство Дункан не удосужилось подумать о такой важной составляющей любого дела как финансирование предприятия. Кроме того, неплохо было бы задуматься, кто станет преподавать в детских группах в то время, когда Айседора уедет на очередные гастроли? А ведь именно гастрольные поездки приносили основные доходы.
Когда здание было готово, Айседора поместила сразу же в нескольких газетах объявления о приеме в школу талантливых девочек, на полный пансион, с бесплатным обучением, на правах последующего удочерения. Неудивительно, что очень скоро возле виллы Дункан собралось столько желающих сплавить ей ненужных малюток, что они реально перегородили проезд. Так что даже сама Айседора, возвращающаяся в это время домой в экипаже, была вынуждена остановиться в конце улицы и далее добираться пешком, протискиваясь между возками, деревенскими телегами и живой очередью.
«Здесь живет сумасшедшая дама, которая поместила в газетах объявление, что хочет иметь детей», – сообщил Айседоре словоохотливый извозчик, указывая в сторону ее виллы.
Никаких вступительных экзаменов, никто даже не догадался проверить у детей музыкальный слух, чувство ритма, гибкость. Счастливая Айседора брала детей без разбора – понравилась мордашка, веселая улыбка, озорные глазки, или ребенок показался чрезмерно задумчивым и мрачным, так что просто захотелось развеселить… Не было даже элементарного медицинского осмотра, который сумел бы показать, смогут ли дети априори учиться такому сложному и требующему немалых жизненных сил искусству как танец. Должно быть, никогда ничем серьезным не болевшая Айседора считала, что и все дети обладают столь же сильным иммунитетом. В результате она набрала целый класс детей с врожденными либо сильно запущенными заболеваниями – самое время открывать лазарет, а не школу танцев.
Как-то раз, когда Айседора танцевала в Гамбурге, после спектакля в гостиницу к ней заявился незнакомец во фраке и цилиндре, который, ничего не объясняя, всучил танцовщице завернутую в шаль девочку лет четырех. Не поздоровавшись и не представившись, господин нервно осведомился, намерена ли госпожа Дункан взять этого ребенка, и когда та испуганно кивнула, скрылся за дверью. Больше она не видела этого странного господина, что же до девочки, та мало того, что не умела разговаривать, так еще и оказалась серьезно больна, диагноз – воспаление миндалевидных желез. Малышка металась в жару, никого не зовя, а только тихо постанывая и печально глядя на Айседору огромными черными глазами. Три недели продолжалась борьба за жизнь совершенно чужой девочки, в течение которых две медсестры, Айседора и доктор Гофф поочередно сменяли друг друга, дежуря у постели больной круглые сутки. Их усилия не пропали даром, и в школе появилась новая ученица, молчаливая и загадочная, точно принцесса в изгнании, Эрика.
Айседора взяла себе за правило ежедневно проводить в школе два часа, которые посвящала танцу и развитию в детях творческого воображения.
Утро в школе начиналось занятиями гимнастикой, развивающей силу и гибкость всего тела, после шли уроки танца. Пытаясь обучить детей ритму, Айседора начала с того, что предлагала им маршировать всем вместе, потом ритмично бегать, останавливаясь или подпрыгивая в определенные музыкальные моменты. Айседора водила детей на природу, показывая им изящные ветви деревьев, движение облаков, воспитанники попеременно представляли себя бабочкой или птичкой, весенней, летней или увядшей осенней травой, прорастающим зерном, тянущимся к солнцу, и, наконец, распустившимся росточком. Детям такие уроки нравились, и все они были влюблены в своих учительниц.
Меж тем, период восхваления Айседоры как музы танца внезапно сменился новым веянием: кто-то распустил слух, будто бы на спектаклях Дункан выздоравливают безнадежные больные, после чего в театральные залы, в которых она выступала, повелось приносить носилки с лежачими больными.
В Берлине у Айседоры неожиданно завязался новый роман. Незнакомый молодой человек ворвался в артистическую уборную после спектакля, с порога обвинив Дункан в том, что та-де украла его идеи, начиная с движения и заканчивая прозрачным хитоном, голубыми занавесями и ее собственным идеальным телом. Это было уже слишком, и, сдерживаясь из последних сил, танцовщица сообщила незваному гостю, что и не думала воровать у него, да и вообще не имеет представления, с кем разговаривает, непрозрачно намекая, чтобы тот хотя бы представился.
