Книга Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки - Владимир Каржавин

Балезин встал.

— Метр восемьдесят пять.

— Почти как ты, даже чуть повыше. И ещё: на груди следы ожога — результат полученного во время польской кампании ранения.

Так вот, Майер курирует все резидентуры в Иране. Может работать и нелегально, и легально, как представитель фирмы «Мерседес-Бенц».

Фитин смолк, потёр покрасневшие от недосыпания глаза, на минуту задумался.

— А теперь самое главное. Вас, товарищ Балезин, — когда речь заходила о чём-то крайне важном, Фитин переходил на «вы», — должен интересовать Тегеран, особенно его центральный район, где сосредоточены посольства, банки, представительства различных фирм и прочие важные учреждения. По нашим ориентировочным данным, резидентом в центральном районе Тегерана является… не догадываетесь, кто?

— Уж не Лоренц ли?

— Он самый — ваш информатор, социал-демократ по партийной принадлежности.

— Напрасно иронизируете, — с обидой в голосе произнёс Алексей. — Информацию о двадцать втором июня он дал правдивую. И события показали…

Но Фитин его резко прервал:

— Об этой информации забудем. А в его социал-демократию никто не поверит. Лоренц был и остаётся нашим врагом. И, к сожалению, опытным, умелым и коварным врагом.

Теперь Балезин стал понимать, зачем его так спешно отозвали из Швеции. Фитин словно читал его мысли:

— Мы отозвали вас потому, что вы единственный, кто знает Лоренца в лицо. А впрочем, вам не впервой: помнится, три года назад, отправляя вас в Швецию, я говорил то же самое.

Фитин поднялся, Балезин последовал его примеру. Выражение лица начальника службы внешней разведки НКГБ СССР было на редкость серьёзным, даже суровым.

— Товарищ Балезин, Алексей Дмитриевич, руководство очень надеется на вас. Ваша задача — выявить Лоренца и связанную с ним немецкую агентуру в центральном районе Тегерана. Срок — не позже первого ноября. Все вопросы будете решать на месте с помощником военного атташе полковником Гладышевым. В вашем распоряжении будут два человека. Он укажет, кто конкретно. Контакты с представителями разведок наших союзников, в первую очередь с англичанами, допускаются. На подготовку две недели. Ну, — он протянул руку, — желаю успеха!

… Идя по коридору Лубянки, Балезин мысленно перебирал полученную информацию: Тегеран… центральный район… посольства… контакты с разведками союзников допускаются… Кое-какие смутные предположения начинали вырисовываться, но это были только предположения. Они скоро обратятся в уверенность, когда он, будучи уже в иранской столице, узнает, что в Тегеране готовится встреча лидеров антигитлеровской коалиции: Сталина, Черчилля и Рузвельта.

* * *

Он всегда возвращался домой поздно. Так было и накануне отъезда: он устало переступил порог квартиры, когда часы пробили одиннадцать. На кухне горел свет, на плитке привычно стояла сковородка с ещё не остывшей поджаренной картошкой. Обычно на следующее утро Алексей благодарил сестёр за трогательную заботу о себе. А те, в свою очередь, благодарили его за продукты, которые он доставал: картошку, крупы, тушёнку, сахар. Но завтра у дома его будет ждать машина в пять утра, и своих соседок он вряд ли увидит.

Балезин немного подогрел картошку и с аппетитом сел ужинать. После налил себе из термоса стакан чаю, положил кусочек сахара. Настоящий чай быстро закончился, и последние дни пришлось пить настой из трав. После сытой Швеции к московской трапезе привыкнуть было нелегко.

И всё-таки, как поблагодарить сестёр, ведь с ними он не скоро увидится, если вообще увидится? Может, написать записку и оставить на столе?

Скрипнула дверь, и в кухню осторожно вошла Ирина Евгеньевна. Она была в строгом чёрном платье, аккуратно причёсана; от неё слегка пахло духами — довоенная роскошь. Лицо было, как всегда, приветливым, но бледным.

Довольный её появлением, Алексей принялся благодарить за ужин. Она понимающе кивала. И вдруг спросила:

— Вы уезжаете?

Балезин ответил не сразу. Он и раньше отдавал должное её внимательности, а сейчас был немало удивлён, ведь об отъезде он, естественно, никому не говорил. Значит, она сама догадалась…

— Да, уезжаю, — ответил он.

— Надолго?

— Может быть и надолго.

Ирина Евгеньевна подошла к нему. Казалось, она не решается сказать что-то важное. Но она решилась. Опустив глаза, она тихо произнесла:

— Алексей Дмитриевич, вы что… не считаете меня за женщину?

Он опешил. Молчал, не в силах найти нужные слова. Потом так же, как она, тихо произнёс:

— Ирина Евг… Ирина, вы не просто женщина, вы замечательная женщина, но я…

— … но вы любите другую, — договорила она за него. Алексей смотрел на неё. В первый день знакомства, когда они пили на кухне чай, она показалась ему ровесницей. Сейчас же он отметил, что Ирина на пять-семь лет моложе его. И, что самое главное, она выглядела весьма привлекательно для нынешнего военного времени. Случись этот разговор в другом месте, он, возможно, и не устоял бы. Но здесь, в этом доме…

— Неужели мы с вами больше не увидимся? — Ирина первой нарушила молчание.

— Увидимся. После войны я обязательно приеду в Ленинград, поклонюсь могиле своей любимой тётушки. И мы с вами прогуляемся по Невскому и по набережной Фонтанки.

— Как же вы меня найдёте? Я вам не давала адреса, да и неизвестно, сохранился ли наш дом. Алексей улыбнулся:

— Очень просто: найду ваш музей.

Теперь улыбнулась и она. Но, не сказав ни слова, пошла из кухни. На пороге обернулась. Её серые глаза смотрели на него и с тоской, и с надеждой:

— Алексей Дмитриевич, я желаю вам вернуться живым… Балезин вздрогнул: много лет назад, в далёком тысяча девятьсот пятнадцатом то же самое пожелала ему другая женщина, которая после стала его женой. Разница только в том, что она назвала его Алёшей.

Когда он очнулся, Ирина уже ушла. Алексей прошёл в свою комнату, включил свет. С фотографии в рамке на столе на него смотрела улыбающаяся Ольга.

* * *

Он никогда не думал, что снова попадёт сюда. Величественные минареты — хранители истории, напоминающие о былом величии; жара; множество торговых лавок; женщины, закутанные в чадру; вонь и грязь узких кривых улочек с окраины, мощённых, наверное, ещё во времена персидских царей — завоевателей; крики мулл, зовущих на очередную молитву; сохранившиеся караван-сараи с плоскими крышами и проломами вместо дверей; и конечно же, рынки, без которых город просто представить себе невозможно; и запах жареного, витающий вокруг каждой из многочисленных чайхан, вперемежку с какими-то не то цветочными, не то фруктовыми ароматами. Это Восток, это Иран, это его столица!

Балезин остановился перед небольшим двухэтажным особняком, что стоял невдалеке от занимающего солидную площадь советского посольства, вытер платком вспотевшие лоб и шею. «Представительство Среднеазиатской железной дороги», — поясняла на русском языке табличка справа от входной двери. «Конспирация превыше всего», — усмехнулся про себя Алексей и вошёл. Прямо перед ним у небольшого столика стоял хмурый дежурный в форме старшего лейтенанта. Внимательно рассмотрев документы и предписание, он пояснил, в какую комнату обратиться, и взял под козырёк.