Книга Паутина долга - Вероника Иванова

— Чего-чего... У меня каждый шаг в груди эхом отдаётся, и скажу прямо: не самое приятное ощущение! К тому же, нужно здесь всё наладить. Ты же собираешься попасть в дом? Или нет?

— Уговорил. И, это... Ты бы не перетруждался. Лекарь сказал, что рану залатал, но только снаружи, а внутри ещё время потребуется. Ювека или две. Если будешь тихо и мирно лежать в постели.

— Тихо и мирно? Ску-у-учно! — Протянул я. — В постели нужно лежать бодро и весело!

Блондин ухмыльнулся:

— А вот насчёт «бодро и весело» получен самый строгий запрет. Разбирайся поскорее со своим контуром и приступай к исполнению лекарских предписаний!

Я дотронулся кулаком правой руки до груди, на солдатский манер (вообще-то, полагается стукнуть, но пренебрегаю этой частью правил ввиду плачевного телесного состояния):

— Как прикажете, heve!

— Ловлю на слове! Ладно, пошёл. Надеюсь вернувшись, застать тебя в добром здравии, а то если я не мог войти, подозреваю, и выйти никто не мог, а твоя матушка и братья вряд ли обрадовались неожиданному заточению!

Ох... И верно. Упустил из виду самое главное. Конечно, не могли.

Я проводил Кайрена взглядом и подошёл к калитке.

Всё правильно, контур замкнут. Намертво. Ни войти, ни выйти. Если бы я скончался ещё той ночью, линия защиты рассыпалась бы прахом, и обитатели мэнора обрели бы утраченную свободу, даже не заметив временного лишения. Блондин почувствовал тревогу, но лишь в силу пребывания вне Келлоса. Более того: почесуха звала его обратно — войти в границы, обеспечивающие безопасность (честно говоря, не предполагал подобного эффекта: надо будет попробовать внести коррективы в браслеты-«пропуски»). Но поскольку Кайрен в это время исполнял службу, а чувство долга иной раз посильнее, чем страх смерти, зов не справился, и когда тоймен всё же добрался до мэнора, все двери были закрыты. До того момента, как придёт ключ.

Зачем Сэйдисс так жестоко поступила со мной? И почему не предупредила сразу о своём коварстве? Хотела создать у меня иллюзию самостоятельности и беспечности? Что ж, Заклинательнице это удалось: почти десять лет я полагал себя свободным от обязательств. И почему не жил на широкую ногу? Мог ведь творить, что вздумается... Теперь поздно. Теперь я твёрдо знаю: все, кого принял в своих границах Келлос, зависят от меня. В самом прямом смысле. И есть только два пути вернуть упавшие с полки вещи на свои места. Контур откроется, либо если я войду, либо умру. Нужного результата добьюсь в обоих случаях, но вот какой из них правильнее?

Позволить себя убить? Отправиться погулять по Нэйвосу, попасться на глаза соглядатаям Подворий и встретиться с убийцей? Или войти, подвергнув опасности тех, кто находится в Келлосе? Честнее было бы первое. Я бы просто умер, а мою смерть списали бы на нападение с целью ограбления: такое случается сплошь и рядом. Матушка, конечно, порыдала бы, но время лечит любые раны, а у неё всё же остаются два сына и надежды на внучат. Если же я войду...

А я войду. Непременно. Потому что не хочу умирать. Странно, ещё несколько дней назад смерть не казалась мне страшной и обременительной, а сейчас всеми силами стремлюсь её избежать. Что со мной случилось? Неужели полюбил жизнь? Нет, не думаю. У меня всего лишь появились незаконченные дела. Личные дела. Принцесса, скорп, Подворья и все прочие могут идти лесом, глухим и диким. По-настоящему меня волнует сейчас только одно, хотя и никак не может отвоевать для себя достаточного количества времени и мыслей. Ливин. Девушка, подарившая мне чуточку уверенности и очень много тепла. Тепла, разлившегося в моей груди. Затуманившего разум, быть может, но от этого ещё более приятного. Я должен найти её и объясниться. Должен попросить прощения. Наверное. Может быть. А чтобы просить прощения, мне нужно быть живым и здоровым, то бишь, обзавестись защитником. И для начала... Войти.

Если Кайрен видел стену только в своём воображении, то для меня она оказалась вполне осязаемой. Когда я толкнул калитку, и рука вошла в пределы линии заклинания, по моей коже пробежала дрожь, но не привычная, рождённая внутри, а чужая. Сотни крохотных тупых иголочек коснулись моего тела и снова отпрянули, как кокетливая девица, приглашая продолжить знакомство, но уже в своих владениях и на своих условиях. Я принял приглашение. Шагнул в открывшийся проход. И печать, кошкой дремлющая в моей груди, проснулась.

Подняла голову, потянулась, выпустила коготки, мявкнула, чутко прислушалась к вернувшемуся эху и замерла в ожидании. Контур впустил меня, сделав своей частью, звеном цепи, но этого мало. Чтобы владеть, нужно предъявить права на владение. И добиться, чтобы эти права были признаны.

Поиграем, мурлыка? Прости, что, почувствовав твоё пушистое тельце внутри себя первый раз, я испугался и разозлился: не каждый согласится делить свой дом с незваным гостем. Впрочем, ты вовсе не гость. Ты мой защитник, моё собственное Плечо опеки. Правда, ты никогда не интересуешься, нужна ли мне защита, но это и к лучшему: я редко способен правильно оценить опасность и норовлю угодить то в одну, то в другую яму. А ты не ошибаешься. Потому что знаешь, для чего ко мне приставлена, и умеешь исполнять порученное. Хорошо умеешь. Просто замечательно. Конечно, стыдно сознавать себя неспособным справляться с внешними угрозами, но лучше трусливо прятаться, чем гордо погибать, верно? Сэйдисс была того же мнения, когда творила тебя. Желала защитить. Без оговорок и условий.

Я заставил тебя лишний раз потрудиться? Прости великодушно! Но ты ведь и сама понимаешь: другого выхода не было. Ты не могла отвести удар, зато успешно борешься с его последствиями. И я благодарен. Искренне благодарен. Так приятно сознавать, что кто-то тебя бережёт... Раньше мне было не понять сей простой вещи. Теперь понял. Надеюсь, не опоздал? Поиграем, мурлыка?

Иголочки ударили со всех сторон, вдавились в кожу, проникли внутрь, хороводом скользнули по изгибам печати, оттолкнулись от неё и прянули наружу, мурашками разбегаясь в разные стороны. Путь свободен. Осталось только набраться смелости сделать по нему первый шаг.

* * *

Глупо было полагать в разгар дня незаметно войти в дом: конечно, я сразу же наткнулся на Каулу. Наверное, она смотрела в окно на аллею, ведущую к крыльцу, потому что стоило мне пошуршать ключом в замке и отворить дверь, мой взгляд сразу же наткнулся на грозно подбоченившуюся и оттого кажущуюся почти великаншей матушку.

Светло-зелёные, потускневшие от времени и пережитых напастей глаза изучили каждую чёрточку моего лица, и только убедившись, что это я, всё тот же Тэйлен, вполне себе живой и не слишком плохо выглядящий, уделили внимание остальным деталям моего облика. Разумеется, сразу же отметили прореху в куртке, застиранную, без явных следов крови, но весьма и весьма пугающую богатое материнское воображение. Мне повезло, что Каула всегда была мудрой женщиной, мудрой по-житейски. Если ребёнок, заставивший волноваться и провести несколько ночей без сна, стоит перед тобой и робко улыбается, что толку обрушиваться на него с укорами? Он вернулся, и большего нельзя было желать.