Книга Молодые и красивые. Мода двадцатых годов - Ольга Хорошилова

Конец 1920-х годов.

Центр Жоржа Помпиду (Париж)

В 1925 году все вдруг заболели чарльстоном, забавным и очень сексуальным, скопированным с подвижных негритянских старлеток из мюзиклов. Танец назвали в честь города Южной Каролины и одноименной песни, звучавшей в «Runnin’ Wild». Вечеринки обычно начинались с «плоского» чарльстона – коленки вместе, коленки врозь, ногу вправо, а потом влево. В общем, как в старшем классе элитной школы. Основательно подзарядившись коктейлями, переходили ко второй его части, сочиненной, кажется, специально для алкоголически бодрого состояния. Ограничений не было. Девушки вольно разбрасывали ноги, бешено крутили руками, закидывали стриженую голову и содрогались всем телом, красиво взбивая бисер и бахрому короткого джазового платья. Мужчины, особенно во фраках, выглядели рядом с этими «джазовыми крошками» чопорными директорами консерваторий.

В 1926–1927 годах в моду ворвался парный блэк-боттом, название которого официально переводят как «черное дно». Но bottom на клубном сленге тех лет означал седалище человека, а в совокупности с цветом становился дружеским эвфемизмом, означавшим афроамериканца. Танец обыкновенно исполнялся парами и напоминал чарльстон, хотя дамы чаще и активнее крутили бедрами и разбрасывались бахромой платьев. Но блэк-боттом не выходил за рамки светского приличия. Острые геометрические движения – шаг вправо, притоп, шаг влево, назад и снова вперед – напоминали танец двух хорошо смазанных ножниц.

Модель демонстрирует ослепительное вечерне-танцевальное платье

Журнал Femina, 1924. Архив О. А. Хорошиловой

Мадам Безансон-Вагнер в джазовом платье от Дома моды Drecoll

Журнал Femina, 1927. Архив О. А. Хорошиловой

Модель в ансамбле для безумных джазовых вечеринок

Журнал Femina, 1927. Архив О. А. Хорошиловой

Стилем «негро» и джазом, кажется, бредили все – продюсеры, интеллектуалы, звезды кино, журналисты, политики, художники и любители прекрасного. В 1922 году в Париже прошла выставка французского колониального искусства, и зрители увидели, многие впервые, маски, текстили, скульптуру, утварь африканских племен. Коллекционеры и арт-дилеры зачитывались книгой Карла Эйнштейна «Негритянская пластика», вышедшей в 1915 году и ставшей хитом в двадцатые. В Европе и США складывались крупные собрания африканского искусства. Интерьеры режиссировали в стиле «афро»…

Джазомания проникла в костюм. Кутюрье, не сговариваясь, одновременно усекли низ платьев, отхватили рукава, рассекли декольте, словом, сделали одежду максимально удобной для ночных экстатических плясок. В 1925–1926 годах, когда африканская культура наполнила клубы, дансинги, светские журналы и головы тех, кто их читал, вечерние наряды резко сократились. Они обнажали больше, чем скрывали. И производителям нижнего белья не оставалось ничего другого, как подчиниться. Сорочки теперь шили из более тонких тканей и ровно такими, чтобы даже в алкоголических припадках чарльстона их не было видно.

Иллюстрация, объясняющая, как танцевать блэк-боттом

Журнал Vogue (Paris), 1927. Национальная библиотека Франции

Уже в 1923 году обозреватели моды четко разделяли платья на вечерние и вечерне-танцевальные. Первые шили длинными, с драпировками и царственными тренами и всей сопутствующей елочной мишурой, вторые, легкие и полуприлегающие, обыкновенно не имели рукавов, отличались смелым декольте, ловко закамуфлированным тюлем телесного цвета, и держались на бретельках и честном слове девушек не обнажаться окончательно. Низ платьев редко опускался ниже колен и чаще их не достигал. Для большего удобства (чарльстон и блэк-боттом требовали максимального раскрепощения) юбки шили с плиссировками, которые позволяли женщинам молодецки закидывать ноги и даже давать ими отпор слишком прилипчивым джентльменам.

Модницам хотелось быть видными даже в дымной смутной сутолоке ночных клубов. И они заблистали бисером, стразами, фальшивыми жемчужинами, металлизированными тканями, ярко и остро отзывавшимися на свет прожекторов. И если девушки гибко и легко исполняли сложнейшие трюки негритянского танца, они становились королевами вечеринки, ГойнингенТюне и Ребиндер снимали их для светской хроники. А потом «джазовые крошки» выискивали свои личики в фотоотчетах модных журналов и визжали от восторга узнавания. Так делают и сейчас. Все-таки мы очень похожи на людей двадцатых.

Резкие и резвые танцы, выпады, прыжки, верчение бедрами удавались женщинам в платьях с длинной бахромой, шелковой или бисерной. Получалось эффектно – туфельки барабанят ломаный ритм, руки летят в одну сторону, бахрома в другую, сверкают коленки, бусы, глаза, и всё быстро хаотично вертится. Некоторые афроманки, насмотревшись книг о негритянской культуре и ревю о Гарлеме, являлись в дансинги одетыми в платья со страусовыми перьями. И если они правильно трясли бедрами, так, как это делала Джозефина Бейкер, то преображались в жриц вуду и такими производили приятное впечатление на белое, но изрядно раскрасневшееся общество, возбужденное напитками и этими «непристойными» танцами.

Юная тусовщица Элис Моррис в танцевальном вечернем платье

Нью-Йорк, 1925. Архив О. А. Хорошиловой

Джазовое платье, расшитое стеклярусом и пайетками

1927 год. Национальная галерея Виктории

Платье, вышитое стеклярусом и бисером

1927 год. Частная коллекция. Фотография с сайта: materialcultures.com

Джазовое платье из коллекции Бетти Колкер