Книга Про Клаву Иванову (сборник) - Владимир Чивилихин

– Отец не давал.

– А умеешь?

– Сумею. Из мелкашки пробовала.

– Слушай. Завидишь черный дым, сплошную черноту – стреляй. Ясно? Пали из одного ствола.

Санька убежал в гору, скрылся, и Пина осталась одна. Десантники будто растворились в тайге, не видно было их и не слышно, хотя Пина точно знала – они сейчас шуруют вовсю. Собирают бересту, мертвый лапник, сучья сухие обламывают под кронами – все, что может гореть. И не видят они ничего из своего глубокого зеленого коридора, только вершины самых высоких деревьев там забеспокоились, зашевелились, заходили, да солнце стало мутнеть. Неужели дымы уплотнило и подняло так? Пина всмотрелась в круглые купы, стоящие против солнца, и поняла, что это облака, проступающие сквозь дымы.

Поверху шел ветер, лес на кручах зашумел, задвигался. Рвануло и низом, палатка захлопала и запарусила. Ветер вымел и растворил в себе пепел с кострища, погнал песок и мелкую гальку, налетел на приречную лозу, опрокинул ее наземь и начал топтать, а она не подалась, гибко воспрянула, но вот снова вся обернулась белой изнанкой. А пожар будто нисколько не продвигался, только заметно темнело там, и дым вываливал все выше и выше в небо.

Вот ветер забил всю долину. Перестал рвать, потянул плотно, упруго. Не кидался уже на тальник у реки, не выворачивал его, а просто положил и совсем прижал к земле. Стало слышно, как звенят веревки, из последних сил удерживая вспученную палатку.

Тут Пина увидела черный дым.

Она схватила тяжелое ружье, подняла над головой, зажмурилась, нажала на спусковой крючок. Приклад рвануло из рук, по Пина удержала его, аккуратно повесила ружье на кол, оглядела склон. Никого.

А черный дым выбивало уже от реки до гольцов сплошняком, и он быстро затемнил полнеба, заметно для глаза подвинулся вдоль Учуги, к стану, хотя до фронта, где пластало и откуда разливалась эта чернота, было еще, пожалуй, километров пять. В долине дым тоже густел, его несло мимо и поверх стана, и река затуманилась вся. Шумела она сердито, немирно, как далекая гроза.

С нарастающей тревогой Пина смотрела, как пожар набирает. Вот острые красные языки показались из черноты, лизнули поверх зеленого и спрятались. Может, пожарники выстрела не услышали? Да не должно быть, прокатилось хорошо меж гор.

Родион! Чуть не упал, разогнавшись с горы, бежит к стану, норовит поближе к реке, заворачивает голову на дым, на пожар. Но вот отрезвел будто, идет. Пина зачерпнула воды, и Родион схватил котелок обеими руками. Она оглядывала его неспокойными глазами и на пожар посматривала, удивляясь тому, что Родион ни капельки не переживает.

– Бесполезно! – будто про себя проговорил Родион, бросил котелок и закурил, глубоко затягиваясь. – Бесполезно!

– Что? – испугалась Пина.

– До той хребтинки пока не дойдет, бесполезно поджигать – перехлестнет через полосу.

– А вы?

– Накроет.

– Огнем?

– А то чем же? Верховик! Редкий пожар. Я его один раз только и встречал. Тут надо секунду угадать, когда он начнет воздух отсюда брать. Да ты не бойся! Я же не боюсь. А мужики даже не увидят, как он подходит…

– А ты? – растерялась Пина. – Ты разве будешь тут? А, Родион?

– Ты будешь тут. – Родион перевел взгляд на пожар. – Хорош!

Черный дым вдали раздирало, и клочья его не таяли, и уже видны были скорые подсветы от огня. Сколько еще ждать? Не эту ли хребтину имеет в виду Родион? Вчера прозрачный горный воздух приближал все в долине, и скальный прижим на Учуге, от которого тянулась к гольцам небольшая гривка, был вроде рядом. Сейчас он отдалился, его затянуло, и он едва угадывался. За ним уже бесновался вершинный огонь, но голова пожара еще не показывалась. Солнце меркло, нарождалось снова там, в черно-желтом месиве, и Пина вдруг ясно поняла, что она никогда в жизни не увидит больше такого.

Вот Родион поднял ружье и весь подался вперед.

– Пина, – услышала она, хотя голос Родиона уносило. – Ты тут оглядывайся.

– А что?

– От огня змеи сползают в реку, их может сюда водой натащить.

Пина содрогнулась, взглянув на Учугу, но тут крепко ударил выстрел – совсем, оказывается, недалеко. Пина огляделась. Одна. Родион бежал на кручу, к полосе, а ветру будто поставили стену – обвисла палатка, распрямилась лоза по берегу, и деревья на склоне остановились, застыли, словно приготовились суровым молчанием встретить смерть. Пожар, видать, уже перебивал ветру дорогу, вкручивал его в себя и целиком сжирал.

Что же они?..

Но вот из живого леса, там, где угадывалась полоса, показались дымки – жалкие синие струйки. Еще и еще. Задымило уже в самом верху, где тайга редела. Наверно, пожарники, бегая по ручью, поджигали сухой завал берестяными факелами – вся полоса быстро обозначилась серым дымом, он стал чернеть и клубиться. Вот и внизу, в самой густоте лесной, хватануло пламя, заглохло и снова показалось. А вот еще огонь! Пина догадалась, что там стоит Родион – он не мог за это время высоко подняться.

Вскоре полосу уже осветило всю. Пламя алыми щелками полоскалось меж деревьев, рвалось сквозь дым, и Пина вдруг заметила, что и дымы и огонь отклоняются почему-то влево, к фронту пожара. Вскоре потянуло совсем хорошо, будто перетолкнуло сюда ветры из широкой долины, в которую бежала Учуга, и вот длинная косая полоса огня взревела, охватила все до вершин, двинулась по склону, разгоняясь быстрей и быстрей навстречу главной огневой волне.

А тут, на мысу, было тихо еще, но дышать стало тяжело в неподвижном горячем дыму, будто огонь отсосал весь воздух отсюда. Пина зачем-то кинулась к реке, успела увидеть, что пожар с горы чернит и кровавит Учугу, и тут же испуганно обернулась, потому что рев пожара внезапно усилился, заполнил собою все, и солнце исчезло.

Задыхаясь, Пина большими глазами смотрела, как в черном дыму свирепо рванулись навстречу друг другу два огненных вала, нетерпеливо выбрасывая вперед острые языки огня. Вот сходятся, вот смесило их. Пина в смятении охватила голову руками.

Всполохнуло на всю долину, и взрыв раздался, будто лопнул небесный купол. Грохот покатился вниз по Учуге и вверх, на гольцы, а там, где рвануло, в небо выбросило лесной сор, сучья, горящие вершины деревьев, разделяя их на куски, распылило несметными искрами грязно-красные шары, что подняло, видно, с самой земли и вспучило взрывом.

Все кончилось.

Горело еще на склоне, трещало, и грохотал камень, однако дым уже разводило, воздух легчал, и дышать стало можно. Солнце проглянуло и тут же скрылось, но не в дымы уже, а за серое бокастое облако.

А где же пожарники? Должно быть, на полосе стоят, там еще горит жарко, надо сбивать и топтать огонь. Но будто благополучно все – спаленный, ощетинившийся и дымный еще лес как ножом резало, и сразу же за ручьем начиналась нетронутая зеленая благодать.

Пина, все еще переживая увиденное, взялась за обед. Готовить вообще-то было не из чего. Консервы, большая пачка лапши, совсем прогоркшее масло в двух банках, сахар, соль. Все. Не разготовишься.