Книга Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. - Илья Бердников

Учебники Мандельштама, введенные Министерством народного просвещения в обязательную программу, встречали неприятие главным образом тех еврейских староверов, кто не желал выходить за рамки традиционного образования. Они распространяли нелепые слухи, что новые школы якобы склоняют учеников к перемене религии, а сам ученый еврей, издававший одно пособие за другим, жирует на кровные денежки своих единоверцев. Ортодоксы превратно толковали тот досадный факт, что пособия сии были непомерно дороги и печатались на средства так называемого «коробочного сбора» – обязательного налога с иудеев. «Покупателей на эти книги не оказалось, – сообщает современник, – их навязывали меламедам [учителям. —Л. Б.]. Но так как плата за них (около 20 руб.) превышала иногда весь семестровый заработок меламеда, то ее должна была взять на себя община, в виде экстреннего налога».

Находились и лица, которые самого Мандельштама обвиняли в жажде наживы на своих изданиях. Между тем сохранившиеся о нем воспоминания современников рисуют Леона личностью недюжинной с неукротимым авторским самолюбием, ощущением значимости собственного труда, чуждой своекорыстию. Вот что говорит о его изданиях очевидец: «Когда Мандельштам приступал к печатанию какой-либо книги, он не справлялся, сколько экземпляров может быть продано в течение такого-то количества лет, а давал распоряжение – отпечатать пять, десять, двадцать тысяч экз. И если книги затем лежали без покупателей в книжных магазинах, то это вызывало в нем не раскаяние, а лишь чувство презрения к современникам, неспособным воспринять добро в большом количестве; и принимаясь за печатание следующей книги, он поступал по-прежнему. Неужели из-за того, что эти невежды не умеют разбираться в том, что есть добро, он станет вдаваться в грошевые расчеты, подобающие лавочникам?»

В 1857 году Мандельштам оставляет службу в министерстве. Причину сего историки усматривают в его ярком, независимом характере, противостоявшем автократическим замашкам некоторых бюрократов от просвещения. Но, перестав исполнять должность ученого еврея де-юре, Леон продолжал оставаться им де-факто, и это вызывало в нем законную гордость. «Обязанный своим исключительным положением первого еврея, удостоенного университетской степени кандидата себе одному, своим способностям, энергии и трудолюбию, – замечает его биограф С. М. Гинзбург, – соединяя в себе огромную еврейскую эрудицию с обширною и разностороннею ученостью в области филологии и исторического знания, овладев в совершенстве большинством европейских языков, Мандельштам не мог не сознавать своего превосходства над поколением «маскилим» 30—40-х годов, не сумевшим выйти на широкую дорогу европейского образования, не сумевшим даже в область своих еврейских знаний внести необходимую систематичность, дисциплинированность… Он вносил во все, за что ни брался, широкий размах, крупный аллюр».

И оказавшись в отставке и проживая за границей, Леон Иосифович не оставляет своей просветительской деятельности. Он публикует, преимущественно на немецком языке, капитальные труды по методике изучения Библии и Талмуда.

Мандельштам также сотрудничает в ряде немецких, английских и русских периодических изданий. В 1862 году он издает в Берлине «в пользу русских евреев» свой перевод Пятикнижия на русском языке (в 1872 году вышло 2-е издание, дополненное переводом книги Псалмов). И здесь он выступает пионером, ибо это – первый перевод книг Ветхого Завета на русский язык, выполненный евреем. Перевод не был допущен к обращению в России (из-за запрета пользования книгой Священного Писания на русском, а не на церковнославянском языке). Это издание, напечатанное за счет автора в большом числе экземпляров, существенно подорвало материальное положение Леона. Лишь в 1869 году на основании именного повеления Александра II, доступ этой книги в империю был разрешен.

Леон не уставал отстаивать интересы своих соплеменников и откликаться на злободневные темы современной ему жизни. Одна из его статей, вызванная известной полемикой вокруг публикации попечителя Одесского учебного округа Н. И. Пирогова «Одесская Талмуд-тора», так и называлась – «В защиту евреев!». В популярной газете «Русский инвалид» (1859, № 58) он напечатал апологетическое сочинение «Несколько слов о евреях вообще и русских евреях в особенности».

Занимается Мандельштам и литературным творчеством. В 1864 году он за собственный счет печатает в Берлине драматическую повесть в стихах «Еврейская семья». Однако Цензурное ведомство не допустило ее распространения в России ввиду «тенденциозности и предосудительности в содержании означенного сочинения». И это несмотря на верноподданический дух повести, завершающейся общим хвалебным хором «Боже, царя храни!», и на многократно повторяемые там славословия тому миропорядку, «когда все племена Отчизны стеною встанут вкруг Царя»! Но цензор был по-своему прав – Мандельштам действительно был необъективен, да и не мог быть объективным, когда воспевал величие и крепость духа своего народа. Вот какие слова он вкладывает в уста одного из ее персонажей – раввина Иосифа:

…Былых вековЛишь книги наши я открою, —И я живу не только снова,Не только юностью своей,Но тысячью и чуждых жизней;Всех мучеников нашей веры,Всех тех великих мудрецов,Героев, праведных царей,Которых нам послал ГосподьВ течение трех тысяч летПо всем концам земного шара!Поэтому и невозможно,Чтобы народ такой, как наш,Мог исторически погибнуть,Пока есть люди на земле…

Героизирует автор и мучеников иудейской веры. Так, Иосиф рассказывает ученикам поучительную историю о том, как еврейский ребенок не пожелал поклониться языческому Зевсу и со словами: «Наш Бог один, о Израиль!» принял суровую казнь.

Принадлежность к еврейству знаменует здесь неразрывную связь и преемственность с деяниями славных пращуров б-гоизбранного народа. И на этом фоне особенно горьким и жгуче несправедливым выглядит положение семьи честного портного, еврея Баруха, отверженной, униженной и гонимой. Барух в сердцах восклицает:

…ПозорНевольно и невинно частоПередает еврей в наследствоСвоей семье; с моей нуждойСопряжена судьба детей;Сто раз в неделю я, как нищий,Прошу работы у вельмож;Меня толкают, унижают,Подшучивают надо мной;Во мне не полагают чувства;Я людям – жид, не человек.

А вот какие поистине пророческие слова говорятся здесь о немцах:

Ждать милости от них еврею —Точно то же, что от скалПросить воды, плодов древесных.

Мандельштам саркастически высмеивает господствующие антисемитские предубеждения того времени:

Чтоб слишком ходу не дать пьянству,А с тем – и повода к буянству!К торгам же, по всему пространству, —Всех допускать, кроме евреев!» —

приводит он реплику некоего незадачливого юдофоба, облыжно обвинявшего иудеев в спаивании русского народа. Только в 1872 году книга была напечатана в Петербурге, причем со значительными купюрами.