Книга Женщина-зима - Алина Знаменская

— Марине? — уточнил Петька, забирая записку.

— Ей, — кивнул мужчина и забрал поднос с чаем. — Ты ее знаешь?

— Она у нас в клубе работает.

А Тимоха повернул голову в их сторону. Он только сейчас обратил внимание на этого мужчину. Впрочем, тот уже уносил поднос, громко обращаясь к своей семье:

— А кому тут с молочком?

Петьку уже перестали интересовать городские. Тимоха же, наоборот, жадно впитывал все, что происходило за столиком. Мальчик не собирался садиться за стол.

— Не надо мне вашего чаю! — пробухтел он. — Я спрайт хочу!

— Тебе нельзя лимонад, Кирюша, — напомнила женщина.

— У тебя диатез! — Девочка показала брату язык, на что он упрямо топнул ножкой.

Петька умчался исполнять поручение. А Тимоха остался стоять, оцарапанный внезапным событием, во все глаза смотрел на мужчину, его жену и детей, строя предположения. В голове его роем всплыли сотни вопросов. Кто они? Какое отношение имеют к Марине? Почему мужчина вызывал Марину шепотом, втихаря?

Тимоха не мог сосредоточиться на торговле, плохо считал и все время сбивался. Мужчина тоже выглядел рассеянным, он вполуха слушал увещевания жены и не воспринимал капризов сына. Он повернулся так, чтобы видеть эстраду. Каким-то седьмым чувством Тимоха просек, что тот тоже с нетерпением ожидает выступления Марины, но почему-то должен скрывать это.

— Мам, поехали в аквапарк, мне здесь скучно! — заявила девочка, намереваясь отвлечь внимание родителей от капризов брата. — Зачем только мы сюда приехали?

— Так папа захотел, — с некоторым раздражением отозвалась женщина.

Мужчина ответил ей взглядом, который Тимоха не понял. Что-то было такое в этом взгляде, как продолжение всегдашнего спора.

— Андрюша, ну действительно, ярмарка в заштатном райцентре — это слишком. Тебе не жалко свой выходной?

— Не жалко! — отрезал глава семьи. — Что такое аквапарк? Выдумка американцев! А я не американцев выращиваю. Мои дети — русские!

После подобных доводов его жена притихла, и даже дети как-то завяли. Мальчик влез к матери на колени и взял пирожок. В это время включили фонограмму цыганского, и на сцену в ворохе ярких юбок вылетела Марина.

Тимохе показалось — обернулись все, вся площадь. И еще — кругом словно стало тише, только музыка звучала, а она не в счет.

Марина танцевала великолепно. Может, и есть такие, кто танцует лучше, Тимоха не видел. Он ничего не смыслил в танцах, но готов был поклясться — никто лучше Марины не станцует цыганский. Каждое ее движение выразительно рассказывало о чем-то. Жест она закрепляла взглядом, и это было захватывающе. Мурашки ползли по спине. А сегодня было в ее танце что-то особенное. Тимоха это сразу почувствовал и заволновался. Понял он, что эта особенность как-то связана с городским мужчиной, его семьей, запиской. Тимоха читал танец и понимал его. Здесь были и любовь, и страсть, и вызов. Когда она с последним аккордом музыки рухнула на эстраду и замерла, разбросав волосы по подолу юбки, у Тимохи заныло сердце. И вдруг он увидел городского мужчину. Он уже был возле эстрады, пробирался сквозь толпу. Тимоха оглянулся на его семью. Дети ели мороженое, а женщина поправляла макияж.

— А я с папой хочу, — не особо настойчиво ныл мальчишка. — Куда папа пошел?

— У папы для нас сюрприз, ты же слышал, — вздохнула женщина, уныло озираясь. Ей надоела деревня. Хотелось домой.

— Поработай один, я сейчас, — бросил Тимоха вернувшемуся Петьке.

Он пробрался до эстрады по задам палаток, не выпуская Марину из виду. Она сбежала по ступенькам вниз, ей что-то сказал организатор концерта, парень в белом пиджаке, но, похоже, она его не услышала. Она оглядывалась и все время кого-то искала. Затем — нашла. Взмахнула рукой и побежала. Городской стоял у киоска с шарами. У него было три блестящих шара, наполненных гелием. Шары торчали, устремляясь в небо. Красное сердце, синяя бабочка и рыжая божья коровка. Марина последние несколько шагов до него не шла — летела. Подбежала, хотела обнять, но мужчина поймал ее руки, словно боялся, что она сделает лишнее. И сунул ей в руки шарик. Сердечко. Она машинально взяла шар и растерянно оглянулась. Мужчина, наоборот, был очень собранный, не оглядывался, а быстро говорил что-то, глядя мимо нее. Она кивала. Потом перестала кивать, отвернулась, и Тимоха увидел у нее на глазах закипающие слезы. Он был готов кинуться к ним, надавать обидчику по шее, но… не успел. Мужчина, словно собираясь что-то добавить к сказанному, провел указательным пальцем по голой руке танцовщицы, повернулся и почти побежал туда, где под зонтиком оставалась его семья. Марина смотрела ему вслед. А Тимоха смотрел на Марину. Он по ее лицу прочел все, что она увидела. Мужчина уже почти добежал, выставил вперед себя шарики. Как защиту. Дети, увидев его, бросились навстречу. Каждый хотел выбрать шарик первым. Добежав, мальчик растерялся перед выбором, а девочка схватила то, что ей понравилось. Мальчик немедленно заревел. В результате мужчина подхватил обоих детей на руки, закружил и бегом понес прочь от площади, к стоянке машин. Его жена, улыбаясь, шла следом за ними.

Марина стояла с шариком, как выставленная напоказ восковая фигура. Слезы катились сами по себе. И Тимоха тоже готов был заплакать, так было больно смотреть на нее. Не знал, что делать, что сказать, чем утешить. Чувствовал, что не должен сейчас подходить, и все же шел. Марина, увидев Тимоху, прочитав в его глазах намек на сочувствие, немедленно выпрямилась, тряхнула волосами, отвернулась, собираясь уйти. Если бы не слезы, она, конечно, тотчас выдала бы что-нибудь прикольное, стала бы подкалывать Тимоху. Но он видел слезы, он видел все, и она это поняла.

— Отстань, Тимоха! И так тошно! — не дала даже слова сказать. Повернулась и побежала.

Тимоха постоял, потоптался и поплелся к своему киоску. Сейчас ему казалось, что все вокруг вдруг изменилось. Самым подлым образом, до неузнаваемости.

Глава 17

Ирма умыла дочку, рассказала ей сказку на ночь. Даже песню спела. Малышка вела себя беспокойно. Она капризничала, просилась на ручки, сбрасывала одеяло. Укладываться не хотела.

— А я песенку спою, — уговаривала Ирма, но девочка упрямо хмурила бровки, плакала и возилась. Пришлось завернуть ее в одеяло и взять на руки. Ирма ходила по комнате и тихонько напевала. Девочка на какое-то время притихла, слушая мать. Носить долго на руках двухлетнюю дочь было непросто. Девочка оттягивала руки, Ирма устала. Как только она попыталась опустить дочку в кровать, та заканючила снова. Девочке словно передавалось внутреннее беспокойство матери. И хоть внешне Ирма держалась и никто не мог бы со стороны даже заподозрить, какие страсти в ней бушуют, это крошечное существо всегда все чувствовало. Катю не обмануть.

Вот уже несколько дней, что бы Ирма ни делала, куда бы ни отправилась, она ловила на себе пристальный, недобрый взгляд деверя. Муж постоянно уезжал по своим делам, а этот, как назло, все время торчал дома. Уже неделю как она не могла подать никакой весточки Володе, хотя знала, что тот каждый день в условленное время ждет ее на кладбище комбайнов. Варианты исключались. Встреча в магазине, у молочного киоска или на почте немедленно была бы зафиксирована Игорем. Она подозревала: тот задался целью ее выследить. Выследить и отравить и без того несладкую жизнь.