Книга Француженки не заедают слезы шоколадом - Лора Флоранд

Сара почувствовала, что кто-то пальцами ласкает ее волосы, отводя их назад, и сонно улыбнулась.

– Omoni…

Голос ее был едва слышен. Она пару секунд моргала, ощущая удовольствие и тревогу одновременно, потом открыла глаза и увидела Патрика. Почему его ярко-синие глаза так близко? Сара опять начала моргать, поскольку была совсем сбита с толку – теперь ей показалось, что она заснула в кафетерии отеля, положив голову на стол, и Патрик будит ее.

– Нет, Патрик. – Он нежно поцеловал ее. – А что значит omoni?

– Это значит мама.

Сара ощутила приступ ностальгии, но он оказался кратким и исчез, как только она окончательно проснулась и с облегчением осознала, что мама далеко и не может влиять на парижские мечты.

– А, – губы Патрика изогнулись, – ну, вряд ли я на нее похож.

– Совсем не похож, – согласилась Сара.

Но никто, кроме мамы, никогда не прикасался к ней так нежно. Отчим был очень осторожен в выражении привязанности к падчерицам, тем более что Данжи уже начинала взрослеть, когда он женился на их матери.

– Спасибо, что дождалась. – Патрик опять поцеловал ее, в этот раз крепче, полнее, но все так же нежно. Потом большими пальцами провел по ее скулам и глубоко вздохнул. – Ты немыслимо красива.

Странно, почему он все время возвращается к этому? Едва ли она обладает хоть малой толикой яркого великолепия Саммер Кори…

– Будто для тебя имеет значение то, что я жду тебя.

Он ведь просто взял да ушел, и тогда ей захотелось очутиться у себя дома, где никто не может объяснять ей, что ее действия неправильны. Но он попросил ее остаться. Видно, для него это все-таки имело значение.

– Ты рассказывала мне нечто важное о себе, – виновато сказал он и нежно погладил ее щеку мозолистым пальцем. – А я был поглощен собой и ушел.

– Я не восприняла это с такой точки зрения, Патрик. – Она покачала головой, затем поймала его руку, не дав соскользнуть с ее щеки. – Просто сменилась тема, и все. Мне показалось, – она запнулась, – что мы коснулись чего-то важного для тебя.

Она очень осторожно посмотрела Патрику в лицо – ведь если бы он мог легко выдержать тот разговор, то не ушел бы.

Он улыбнулся, – конечно же, легко и непринужденно, – повернулся, сел на пол так, что Сара смогла обнять его. Ее ладонь оказалась у него на груди, и Патрик начал медленно играть кончиками ее пальцев. До этого момента Саре казалось, что она находится в его личном пространстве. Но теперь ее напряжение исчезло без следа, превратившись в ощущение безмерного счастья.

– Значит… с тобой все в порядке? – осторожно спросила она.

Патрик глядел на вазу, стоящую на журнальном столике, на искусно собранный букет в ней – тот самый, фотографию которого он прислал Саре, – и ответил не сразу.

– Лучше не бывает. – Он поцеловал ее ладонь и не отвел от своих губ, чтобы скрыть кривую улыбку, которую она почувствовала кожей руки. – Vraiment[101]. Никогда не было лучше.

Она изогнулась на кровати так, чтобы видеть его профиль.

– Прости, я… сказала… я не имела в виду…

Ее душило смущение.

– Не смей говорить мне, что ты не имела этого в виду. – Патрик ответил очень резко. Это было неожиданно, совсем на него не похоже. Сара зажмурилась.

– Н-ну ладно. – Она начала сжимать и разжимать, сжимать и разжимать свободную руку. – Но раз так, то почему же ты ушел?

Он покачал головой, задевая губами ее ладонь, опять поцеловал и улыбнулся так беззаботно, будто ему все было безразлично.

Будто и не существовало ничего настолько важного для него, что он не мог иначе прийти в себя, кроме как выбежав из квартиры на холодную улицу.

Она подняла его руку, поцеловала самую середину ладони, и ей показалось, что мучительная дрожь прошла через его тело и исчезла. Непонятно. Сара распрямила сильные, длинные, с квадратными кончиками пальцы Патрика и поцеловала каждый из них точно так же, как он целовал ее. Его глаза были закрыты, а лицо напряжено, будто он молился. Миг спустя он бросил на Сару быстрый, осторожный взгляд, и она заметила, как расширены его зрачки – глаза казались совсем черными.

– Эй, – тихо сказала она. – Со мной ты в безопасности. Не забывай этого.

Он хрипло усмехнулся.

– Да, Сара, я стараюсь всегда помнить это. – Его глаза задержались на секунду, и он отвел взгляд. – Но, если будешь продолжать в том же духе, я не удержусь и сделаю с тобой что-нибудь необычно сексуальное, ты же понимаешь?

В ней всколыхнулось возбуждение.

– Еще нет. Но могу попробовать понять.

Кажется, предстоит восхитительная цепочка событий – она сделает что-нибудь, чем покажет ему, как он для нее важен. Он отплатит ей неким эротическим действием, которое освободит ее. И она сбросит с себя все напряжение.

Это ее вполне устраивало.

Он откинул голову, закрыл глаза и сделал долгий вдох, как мужчина, которому надо обуздать себя.

Некоторое время Сара молчала – пусть все идет своим чередом. Ей не хотелось совать нос в его дела – она и сама была довольно замкнутой личностью и не любила, когда лезут в душу, да Патрик и не делал этого. Он просто дал ей удобное место, где они могут поговорить.

Она смотрела ему в лицо и размышляла о его улыбке, возникающей, когда он балагурит. И о том, как много раз его искрящееся синее подмигивание спасало ее, когда ей казалось, что ее сердце будет разбито после очередной неудачной попытки создать совершенство. И о том, как он предан Люку, хотя постоянно поддразнивает его. И о том, как много золота он принес в эту кухню, в которой без него будет совсем темно…

Она держала его руку, играя с ней так же, как он любил играть с ее рукой. Но сейчас он просто держал ее руку, прижав к своей груди, и глаза его оставались закрытыми. Сара ладонью ощущала, как сильно бьется его сердце, и успокаивалась.

Саре показалось, что долгое молчание наполнилось спокойствием и Патрик может ответить на вопрос, давно волновавший ее.

– Почему ты оказался в приемной семье?

– Потому что моя мать не могла контролировать меня.

Он сказал это, не задумавшись ни на миг, но его сердце забилось сильнее. Будто лаская его, Сара погладила грудь Патрика. Она была глубоко тронута тем, что он открывает ей столь тяжелые воспоминания, и понимала – он пошел на это ради нее. Не открывая глаз, он продолжал:

– И я каждый день доказывал ее правоту. Мы жили в banlieue[102], не в очень хорошей его части, но даже если бы мы жили в Шестом округе[103], я, без сомнения, тоже нашел бы способ попасть в беду. Я связался с действительно плохой компанией, причем просто назло матери.