Книга Возвращение Амура - Станислав Федотов

– Было, мамочка, – сказала вдруг Леночка. – Когда дядю Иосифа хоронили…

– Да, верно, – кивнула Мария Николаевна. – Старший Поджио нынче на Рождество умер, по несчастному случаю. Все собрались, но тогда не до концертов было – такое печальное событие.

– Концерты… – раздумчиво произнесла Катрин. – У меня появилась мысль… В Иркутск приехала молодая французская виолончелистка Элиза Христиани. По пути сюда провалилась под лед, чуть не утонула, инструмент погиб, но ее спас какой-то проезжающий. Виолончель ей здесь нашли, она сейчас живет в нашем доме, готовится к концерту. А почему бы не начать с вашей гостиной? А?

– Да кто же сюда придет? – неуверенно покачала головой Мария Николаевна.

– А вы думаете, Николай Николаевич случайно первый визит нанес именно вам?

– Понимаю… Вы полагаете…

– Насколько я успела узнать тульское общество, а здесь, не сомневаюсь, такое же, все получится наилучшим образом.

3

Муравьев и Волконский расположились в креслах возле низенького столика на вычурных ножках, на котором стояли графинчики со сладкими настойками на ягодах – голубике, чернике, клюкве, бруснике, – естественно, домашнего изготовления, попивали их из маленьких рюмочек и вели неторопливую беседу.

Свечерело и зажгли свечи. По случаю столь редких гостей истопили все восемь печей, и в доме было очень тепло. По предложению хозяина Муравьев снял парадный сюртук, увешанный орденами, остался в белой батистовой рубашке. Седобородый Волконский сидел с прямой спиной, на воротнике рубахи «апаш» волной лежали густые темно-русые волосы, просвеченные сединой.

Они уже обсудили состояние дел в Сибири и Русской Америке, и не только. Николай Николаевич, к своему удивлению, убедился, что здесь, в затерянном среди бескрайних снежных просторов городе, даже отверженные от общества люди, имея интерес и достаточную активность, могут быть в курсе мировых событий и мнений. Волконские выписывали из Франции газеты «Le Globe» и «Le Moniteur», журнал «La Revue de Paris», Трубецкие – газету «Le Temps», обменивались прочитанным. Они могли бы выписывать из столиц и русские, но считали французские более правдивыми. А местные новости сообщали добровольцы, желавшие оставаться неизвестными.

Муравьев поделился со старым «аристократом духа», как назвал про себя бывшего князя, некоторыми своими размышлениями, родившимися после встреч с императором и адмиралом Литке.

– Планы и прожекты ваши впечатляют, – несколько возвышенно, видимо, от скрытого волнения, говорил Сергей Григорьевич. – В них мне видится будущее России… Выход к Великому океану… Пароходы, железные дороги… Не буду предвосхищать результаты, но мне кажется, вы опережаете многих. Потому что лучше многих понимаете, что такое – наша Россия. Знаете, мне она представляется птицей, раскинувшей от Урала крылья на два континента. Только вот наше крыло, восточное, не развернулось еще по-настоящему. И вам выпала такая честь, такой тяжкий труд – развернуть это крыло. Чтобы птица, наконец-то, взлетела!..

– Не знаю, удастся ли мне выполнить что-либо из того, о чем мечтается, – Николай Николаевич нахмурился, задумавшись.

Хозяин вынул из шкафа курительные принадлежности – трубки, табак, пепельницу, – молча предложил гостю. Муравьев выбрал небольшую трубочку с прямым мундштуком, набил ее душистым табаком и прикурил от свечи. Сергей Григорьевич взял трубку большую с изящно изогнутым мундштуком – какие любят гусары – и тоже пустил в потолок струю дыма. Терпеливо ждал продолжения разговора.

Муравьев попыхтел трубочкой, пригубил из рюмки голубичной настойки и, наконец, продолжил:

– Боюсь, многим сильным мира сего не по нраву мои планы и прожекты. Знаете, что сказал канцлер Нессельроде, когда я лишь заикнулся о возвращении на Амур? Не надо, мол, захватывать новые земли – лучше заняться освоением того, что имеется.

– А в этом есть резон, – произнес Сергей Григорьевич. – Земель в империи много, а сколько освоено? И – как? Более или менее украинские черноземы да уральские железные руды, ну еще немного тут, в Забайкалье – и, почитай, все! Золота много моем, да, но ведь это капля в море. Я уверен: в Сибири столько подземных богатств неразведанных, сколько нет ни у кого в мире…

– Да согласен я с вами, согласен, – досадливо перебил генерал-губернатор. – И канцлер по-своему прав. Я вот, к примеру, считаю, что Русскую Америку нам по-настоящему никогда не освоить: сил на нее у России нету и взять их неоткуда, а рядом Соединенные Штаты, как молодые волки, клыками лязгают, уже вырвались к Тихому океану, того и гляди, Мексику полностью проглотят, а там и за нашу Америку возьмутся. Продавать ее надо, пока даром не отобрали…

– Америку продавать, а Приамурье захватывать? – усмехнулся Волконский. – Как в народе говорят: менять шило на мыло.

– Да нет, уважаемый Сергей Григорьевич, обмен весьма и весьма неравноценный. Амур нам нужен чрезвычайно, во-первых, потому, что это – кратчайший путь для снабжения и защиты Камчатки, а во-вторых, согласитесь, России нужны незамерзающие порты на Тихом океане. Великое государство должно иметь полноценный выход к Великому океану. Иначе мы потеряем не только американские владения, но и Камчатку, да и саму Сибирь. Англичане и французы укрепляются в Китае и готовы прибрать к рукам Приамурье. Особенно первые. Они открыто заявляют, что Амур – это ворота в Сибирь. Вот и судите сами… – Муравьев снова попыхтел ароматным дымком. – А табачок-то у вас, похоже, аглицкий?

– Да, – смутился Волконский. – Свой годится лишь на самокрутки. А этим угостил меня господин Хилл, который тут с прошлой осени…

– Не тот ли Хилл, что дает вашим детям уроки английского языка?

– Вам уже доложили? – помрачнел Волконский. – Он это делает из любезности, Николай Николаевич, совершенно бесплатно.

– Англичанин и бесплатно – уже подозрительно, – саркастически усмехнулся Муравьев.

– Но я не могу не доверять этому джентльмену, – заволновался Волконский. – Сказывал, путешествует, хочет по весне спуститься к Якутску, потом выйти к Охотскому морю, а там с попутным судном уплыть в Америку…

– В нашу Америку, в Русскую? Или – в Соединенные Штаты?

Волконский смущенно пожал плечами.

– Как же вы доверчивы, дорогой Сергей Григорьевич! – проникновенно сказал Муравьев, и тут же лицо его стало жестким, глаза зло прищурились. – По Кавказской войне знаю: англичане всегда действуют исподтишка. Они все – джентльмены, и все – разведчики. Если бы не их козни, эта бесконечная война давно бы завершилась общим замирением. Ну да ладно, мы тоже не лыком шиты…

4

О чем там муж беседовал с Волконским, Катрин не знала, но заигрывать с ней, чего за ним прежде не водилось, стал, едва лишь они, воротившись домой, сбросили шубы и поднялись на второй этаж. Они шли по коридору к своей спальне, когда Катрин почувствовала руку мужа сначала на обнаженной шее – он легко прикоснулся пальцами, потрепал волосы, погладил позвоночные бугорки, – потом быстро-быстро и на удивление ловко расстегнул несколько верхних пуговичек на платье.