Книга Пророчество о сестрах - Мишель Цинк

Стоя перед ней, я не могу придумать, что и сказать. Недавний гнев сменился глубочайшим смятением и тревогой. Если список не у меня… если Элис его и правда не находила…

Кто еще мог позариться на столь опасную и темную вещь?

* * *

Ангел, огражденный лишь завесой, что тоньше паутинки.

Я открываю взор этим словам, нашептываемым на дальних границах сознания. Я спала урывками, одолеваемая снами, которые — я чувствую — на этот раз всего лишь сны. И когда я просыпаюсь, то в ушах у меня звучит не столь необходимый ответ, а всего лишь знакомые слова.

Ангел, огражденный лишь завесой, что тоньше паутинки.

Слова повторяются и повторяются, словно заело пластинку на папином граммофоне.

Словно кто-то пытается что-то до меня донести.

А затем я вспоминаю отрывочные слова отца, сказанные им через миры: «Генри — все, что осталось от завесы…»

И вдруг я понимаю, что все это значит.

30

Я опрометью лечу вниз по лестнице. И даже не думаю, какой поднимаю шум, пока не оказываюсь в самом низу — но, верно, шумлю я сильно, потому что Луиза и Соня в испуге выскакивают навстречу мне из столовой.

Соня изумленно смотрит на меня, держа в руке салфетку.

— Лия! Что та…

— Тетя Вирджиния? — на весь дом кричу я.

Отчаяние просачивается в меня все глубже и глубже, до самых костей.

Луиза с Соней, потрясенно вытаращив глаза, глядят на меня, дивясь, что я так себя веду.

Цоканье каблуков по мрамору заставляет меня обернуться. Облегчение затопляет все мое существо, но тут же исчезает, так же быстро, как и появилось: это вовсе не тетя, а Маргарет, и смотрит она на меня так, точно я выскочила на нее из-за угла, вопя на весь дом, как глупый ребенок.

— Мисс Милторп, что это вы так раскричались?

— Я… я… простите, Маргарет. Мне надо срочно поговорить с тетей. Вы ее не видали? — дрожащий голос выдает мой страх.

Она улыбается.

— Ну конечно, душечка моя. Она наверху. В постели.

— В постели?

С тем же успехом Маргарет могла бы сказать, что тетя Вирджиния чистит лошадей — так непохоже на нее разлеживаться в постели среди белого дня.

— Ну да. В постели. Неважно себя чувствует. Вчера уж больно утомилась — как никогда, вот я и отправила ее снова в постель отдохнуть хорошенько. Но беспокоиться не о чем. Просто немножко подустала. — Она улыбается, как будто уже одним этим может усмирить бурю, что бушует у меня в крови. — Попозже проведаете ее, моя душечка. Когда она чуть-чуть поспит. Вот увидите, будет как новенькая.

Я киваю, вспоминая, как устала тетя Вирджиния после того, как ей пришлось броситься мне на защиту в Иномирьях. Всунув голову в гостиную, вижу, что там никого нет, и поворачиваюсь к Маргарет.

— Маргарет?

— Да, мисс?

— А где Генри и Элис?

Обычно невозмутимые черты ее затуманиваются от легкого беспокойства.

— Собственно-то говоря, я как раз хотела поговорить об этом с мисс Спенсер…

Я поднимаю брови.

— Ну так поговорите об этом со мной.

Она неуверенно переминается с ноги на ногу — а я, должно быть, впервые в жизни, ощущаю себя хозяйкой в собственном доме.

— Ну… понимаете, мисс… Элис забрала Генри к реке.

Разинув от изумления рот, я гляжу в окно на свинцовые небеса.

— К реке? Сейчас? Маргарет, да ведь того и гляди дождь польет!

Ей хватает совести принять пристыженный вид.

— Я хотела сказать мисс Спенсер, но она себя неважно чувствовала, так что…

Она отворачивается, не договорив фразы.

— Но как ты могла ее отпустить? Как могла позволить Элис взять с собой Генри? Он ведь совсем ребенок!

Я не скрываю обвиняющей нотки в голосе — хотя понимаю, что это нечестно. В конце концов, Элис — сестра Генри. Почему бы ей не вывезти его на свежий воздух, уж коли так захотелось, пусть даже и в такой не располагающий к прогулкам денек, как сегодня? С какой стати Маргарет усомниться в том, что Элис движет лишь сестринская любовь и сестринский долг?

Лицо Маргарет каменеет.

— Уж коли так хотите знать, Элис настояла на том, что хочет побыть с мистером Генри наедине. И не умолчала, что хозяйка Берчвуда она, а не мисс Вирджиния. И что не мое это дело — спрашивать, что она делает и зачем. Вот этими самыми словами и сказала: «Не твое это дело, Маргарет». Мне очень, очень жаль, но я ее остановить не могла.

Я поворачиваюсь к Соне и Луизе.

— Оставайтесь здесь. Что бы ни произошло, не выходите из дома.

Я хватаю плащ, распахиваю дверь и вылетаю навстречу холоду.

Обогнув дом, я вижу их: они на самом берегу реки. И в этот миг начинается дождь. Я на миг останавливаюсь, приподнимаю голову, и холодная капля ударяет меня по щеке.

Вот тут-то я пускаюсь бегом.

Юбки путаются в нотах, мешая бежать по каменным плитам дорожки. Элис стоит всего в нескольких футах от Генри. С виду все совершенно нормально, и в первый миг я думаю, что, должно быть, ошиблась. Похоже, они не делают ничего такого зловещего, просто разговаривают.

Но тут небеса с оглушительным треском разверзаются и дождь обрушивается на землю уже всерьез. В считанные секунды волосы у меня намокают и прилипают к лицу, юбки отяжелевают и мешают еще сильнее. А Элис все так же неподвижно стоит рядом с Генри на берегу. Они словно ничего не замечают, словно сейчас сияет солнце, а не хлещет холодный ливень. Так значит, я не ошиблась. Я тороплюсь к ним, всей душой желая, чтобы ноги несли меня еще быстрей.

Элис вывезла Генри с вымощенной каменными плитами террасы на полоску грязной земли у самого берега. Слишком близко к обрыву, думаю я. Когда я подлетаю туда, ни один из них не оборачивается, хотя они не могли не заметить меня — запыхавшуюся, усиленно пытающуюся отдышаться в каких-то пяти футах от них.

— Что вы делаете? — ору я, перекрикивая рев дождя.

Хотя, на самом деле, кажется, я знаю, зачем Элис привезла сюда Генри.

В первое мгновение никто из них не отвечает. Они смотрят друг на друга так, точно в целом мире не существует больше никого.

Наконец Элис нарушает молчание.

— Уходи, Лия. Тебе еще не поздно отойти в сторону. Оставь нас с Генри вдвоем. Я улажу все раз и навсегда.

Я перевожу взгляд на Генри — и ярость захлестывает меня. Сидя в своем кресле, он кажется еще меньше, чем обычно — как будто весь съежился от дождя, совсем как тот амбарный котенок, которого мы как-то раз попытались выкупать в корыте за конюшней. Зубы у него стучат от холода. На нем ведь даже пальто нет!