Книга Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

— Здравствуй, — выдохнул Николас. — Ты всё-таки пришла?

— Я обещала, — шёпот зашелестел по углам отзвуком приближающегося листопада.

— Но это невозможно! — Николас почувствовал, как за ворот футболки скользнули две холодные струйки.

— Почему? — пришедшая грустно вздохнула. — Когда чего-то слишком сильно хочешь, оно становится возможным.

— А Ты хотела?

— Да. Уже давно. Мне было необходимо увидеть тебя.

— Зачем?

— Я хотела посмотреть тебе в глаза. Понять, для чего ты это сделал… Николас не нашёлся, что сказать.

— Мне холодно, — в комнате вновь послышался глубокий вздох. — Настолько холодно, что ты и представить себе не можешь, Ник. Особенно холодно в душе…

И тут Николас сообразил, почему силуэт стоявшей на пороге напоминал белёсое пятно. Девушка была обнажена.

Николас ощутил, как по телу поползли холодные гусеницы. Он по-прежнему не мог шевельнуть, ни рукой, ни ногой.

Картина!

Эта девушка — копия той, что была изображена на картине! А теперь она находится здесь, словно действительно с неё сошла. Не может быть… Так и впрямь можно сойти с ума!

Покряхтывая, Николас попытался приподняться на локтях.

— Лежи! — сухие осенние листья вновь зашуршали под ногами. — Не стоит волноваться, Ник, я думаю, тебе сейчас лучше отдохнуть. В последнее время у тебя было много работы. Ночами сидел, не высыпался… По-моему, у тебя до сих пор красные глаза…

По телу Николаса пробежала дрожь — он вспомнил. Эти слова произносила Дженни перед его отъездом в их Дом. Ровно два года назад.

— Тебе надо отдохнуть, любимый, — в шорохе листьев почувствовалась терпкая горечь осенних костров. — Закрой глаза. Обещаю — все будет хорошо. Возможно, таким образом, мы станем ближе друг к другу…

— Мы далеки? — собственный голос показался Николасу чужим.

— Неимоверно. Так далеки, дорогой, что ничем не измерить. Последние два года все как-то странно у нас получалось. Сердцами мы были вместе, но на самом деле…

— Прекрати! — хриплый шёпот всколыхнул осеннюю темноту.

— Какой в этом смысл? Я могу уйти, но завтра приду снова. Так может повторяться множество раз…

— Двойник?

— Возможно бесконечное число двойников. И как их называть, совсем неважно… Джина или Дженни, какая разница?

— Так кто же ты на самом деле?

— Твоя больная совесть.

В голове Николаса взорвался ослепительный огненный шар. Яркий свет полыхнул подобно вспышке сверхновой звезды и на мгновение наполнил спальню белым, жгущим глаза сиянием.

Все предметы в комнате Николас увидел в противоположном цвете, словно просматривал негативную фотоплёнку. Но главной была обнажённая женская фигура в дверях — её очертания Николас сразу узнал. Потом чёрным стало все.

Даже воздух уходящего лета.

16 августа. Глубокой ночью

Я проснулась оттого, что увидела неприятный сон…

Будто с Николасом что-то произошло.

Я почувствовала себя настолько плохо, что подошла к окну и долго всматривалась в холодный, уже по-настоящему осенний мрак.

Пыталась представить, что случилось.

Пыталась придумать, чем смогу помочь.

Пыталась разобраться в себе.

Но так и не смогла.

16 августа. Утром

Николас очнулся под утро. Предрассветные сумерки заполняли комнату жидким вакуумом скачущих, серых теней.

На улице сильный ветер, подумал он. Это ветки скребутся по стеклу, словно страшные паучьи лапы.

Он осторожно повернул голову. Шея сильно занемела, и движение отдалось слабой, но ощутимой болью.

— Что же произошло? — произнёс он вслух, словно спрашивал самого себя. — Неужели это была действительно Она? Нет, невозможно! Совсем недавно я справлялся по телефону… Без моего разрешения Её никто не выпустит! Они знают, это удовольствие обошлось мне в кругленькую сумму! Тогда что? Чья-то злая шутка? Хорошо, насчёт картины я согласен. А как быть с ТОЙ, что приходила? Её голос, Её фигура, но, самое главное — Её запах…

За окном медленно вставало солнце. Тёплый розовый свет постепенно наполнял комнату, прогонял серую, мглистую взвесь, унося ночные страхи и тени ползающих по стеклу пауков. Николас почувствовал прилив сил и ясность в голове.

— Надо обязательно позвонить в клинику и узнать, там ли Она? Хотя, случись нечто серьёзное, они бы сразу меня известили. Неужели мне все приснилось?

Он потянулся, посмотрел на ту спинку кровати, что находилась в ногах и замер. На спинке висел голубой газовый шарф. Николас осторожно снял его и поднёс к лицу. И почувствовал, что по спине вновь струится холодный, липкий пот.

От шарфика исходил лёгкий, до боли знакомый запах.

Духов «Бертюжар».

— Мне надо позвонить, — тупо пробормотал он, уставившись на кусок полупрозрачной ткани.

Накинув на плечи плед, он направился к письменному столу, где находился телефонный аппарат. Проходя мимо портрета, он случайно зацепил его концом пледа и тут же ухватил, чтобы тот не упал. Обернулся, скользнул по нему взглядом. И почувствовал, как несколько тысяч иголок вонзились в тело.

Девушка находилась там же, где была раньше. Она по-прежнему целомудренно куталась в голубой шарфик и задумчиво смотрела вдаль.

16 августа. Днём

Позже Николас сделал звонок в клинику. Строгий женский голос выдал интересующую его информацию, которая по форме скорее напоминала деловой отчёт, нежели обычную беседу.

Да, Дженни чувствует себя гораздо лучше. У неё появился аппетит и, самое главное, СОН.

В последнее время она спит целые дни напролёт. Что делает ночью? Естественно, тоже спит. Беспокоиться не о чем, круглые сутки она находится под бдительным наблюдением персонала.

Повесив трубку, Николас ещё немного постоял возле телефона, размышляя. Потом щёлкнул пальцами, собрался и уехал в город.

В Кемберлисте он посетил частное детективное агентство, где поначалу к его рассказу отнеслись с иронией, но появившаяся на столе пачка купюр сделала своё дело. Ему быстро выделили сотрудника, и он вернулся домой вместе с ним.

Несколько часов ушло на расстановку необходимой аппаратуры и изучение портрета. Не обнаружив ничего сверхъестественного, детектив заявил, что хочет увидеть исчезновение девушки собственными глазами. Николас принёс удобное кресло, детектив поставил портрет перед собой, а сзади попросил установить небольшую настольную лампу, так, чтобы её свет падал на картину.

— Поверхность должна быть хорошо освещена, — авторитетно заявил он.