Книга Спасти СССР. Адаптация - Михаил Королюк

Понедельник, 26 декабря 1977

Ленинград, ул. Красноармейская

Тяжело даже предположить, чем руководствовалась классная, распределяя работу, но мне в пару досталась Кузя. Ну, или я в пару к Кузе, тут как посмотреть. Но вот то, что какая-то идея за этим была - я не сомневался. Уж больно внимательно Зиночка посмотрела на нас, отправляя украшать елку в учительской:

- Вы постарайтесь, чтоб был праздник и сказка, - ее глаза плавали за толстенными линзами как рыбки в круглом аквариуме. - И, Андрюша, ты подумай над тем, как Наташу не обижать.

Кузя громко хмыкнула и взглянула на меня с отчетливым вызовом. Я с недоумением пожал плечами:

- Ее обидишь... Р-р-раз, и сразу по пояс.

- Нет, - классная мягко сжала мое предплечье, - ты не понял. Подумай. Идите.

Хотелось еще раз пожать плечами и выкинуть сказанное из головы, но за этот год в школе я уже понял, что наша Зиночка просто так ничего не делает. Советская школа вообще не столько учит, сколько воспитывает, и классная занималась этим по велению души: с удовольствием и вдумчиво, как гроссмейстер при неторопливом разборе отложенной партии. Не удивлюсь, если у нее дома на нас папочки с личными делами за все годы ведутся, и по вечерам Зиночка ищет для нас выигрышные продолжения.

Поэтому я молча взял из кладовки здоровенный, но удивительно легкий посылочный ящик с елочными игрушками, и, повернувшись к Кузе, подмигнул:

- Не боись, девонька, не забижу.

Та крутанулась и горделиво зашагала вперед, показывая, кто тут главный.

Я и не думал возражать. Шел позади, откровенно любуясь изумительными очертаниями. Словно гитара ожила, честное слово, ожила и грациозно зацокала по школьному коридору.

На лицо наползла пошловатая улыбка, и мне пришлось приложить усилия, чтоб ее стереть. С этой Кузей не знаешь, когда к сердцу прижмет, а когда к черту пошлет. Так я в ней и не разобрался, ни в тот раз, ни сейчас, и она продолжает меня удивлять.

Сначала, после Яськиного дня рождения, все пошло в полном соответствии с моими ожиданиями, и когда Наташа зажала меня в уголке для разговора, я не удивился. Она быстро разобралась, что на кокетливое похлопывание глазками я не покупаюсь, некоторое время с огорчением вилась вокруг, словно оса у прикрытой банки с вареньем, и с недовольным гудением удалилась прочь.

Я пожал плечами - исход оказался ожидаем, и собрался отражать нашествие взбудораженных слухами девочек. Я был готов с легким сердцем отказывать им всем и не видел в том проблемы - но шли дни, никто не подходил, и я впервые покосился на Кузю с чем-то, похожим на уважение. Яся с Томой молчали - это понятно. Ирка достаточно умна, чтобы не ввязываться в это, особенно с учетом нашей с Паштетом дружбы. С Пашкой же и Сёмой я в легкую договорился, и ребята не подвели. Да и не особо интересно им это было. Но Кузя, разочарованная в лучших своих надеждах Кузя... Это было непонятно.

Она ходила на приступ еще несколько раз, не приближаясь, впрочем, к черте, за которой я бы мог начать ее презирать, и у нас установилось шаткое, но уважительное перемирие.

Я с трудом оторвал взгляд от гипнотического покачивания ее юбки и постарался настроиться на благодушный лад, разглядывая предпраздничную суету в коридорах.

Вот на подоконнике, поджав ноги, сидит учительница рисования, и, прикусив высунутый от старания кончик языка, выводит на стекле новогодний лес и Деда Мороза. Рядом с ней выстроились баночки с разбавленным зубным порошком цветными красками.

Кое-что уже успели сделать снятые с урока сразу после длинной переменки средние классы: с оконных ручек свисали самодельные бумажные фонарики, а к стеклам прилеплены крупные кружевные снежинки, вырезанные из сложенных в несколько раз листов.

Теперь же пришла очередь старших классов развесить на лесках кудри серпантина и самодельные, склеенные из разноцветных бумажных колечек, гирлянды. Шум, смех, кто-то уже жжет принесенные из дома бенгальские свечи.

- ... мама вчера мандарины... - выцепил мой слух из гомона чей-то радостный голос.

Я невольно кивнул головой. Ну, да, так есть. Для многих в СССР мандарины созревают раз в году, только в конце декабря, и этот сезон урожая краток, но впечатляюще ярок.

Вот и наша мама вчера пришла вся радостно-возбужденная и торжественно водрузила на кухонный стол сумку аж с двумя килограммами мандарин, после чего гордо посмотрела на нас - в точь-точь как кошка, выложившая перед хозяином рядком придушенных за ночь грызунов.

Мандарины были холоднючими, с характерной вмятинкой на попе и черными ромбиками с надписью «MarСc» на некоторых из них. Потом они отогрелись и начали источать просто обалденный запах. Мы ходили вокруг них кругами, и мама, поколебавшись, выдала по одному, сказав при этом:

- Шкурки не выбрасывайте, буду моль пугать.

Мы торопливо очистили фрукты и впились в изумительно сочную, брызжущую освещающим соком мякоть, а потом еще некоторое время многозначительно молчали, наслаждаясь постепенно истончающимся вкусом. Воистину, хорошо, но мало.

Мы зашли в безлюдную комнату. Кузя закрыла дверь, и стало тихо. Обернулась:

- Ну, налюбовался, пока шел?

- Ох, и язва ты, Кузя, настоящая язва. Бедный твой будущий муж, - с сочувствием к этому несчастному человеку закатил я глаза к потолку.

- Да что б ты понимал! Мой муж будет счастливым человеком, - вдруг вырвалось из нее, и слова эти прозвучали так неожиданно искренне, что у меня брови полезли на лоб.

- Ммм... - промычал я, пристально разглядывая ее, - в целом я догадываюсь, о чем ты...

- Дурачок, - она улыбнулась и соблазнительно отвела плечико назад, но в глазах ее блеснуло холодное презрение, - не тем думаешь.

- Да нет, - примиряюще выставил я ладони, - я думал не о том, о чем подумала ты, что подумал я.

Кузя посмотрела на меня с большим сомнением, но я был спокоен, словно гладь горного озера. В глазах ее мелькнул было какой-то новый интерес, но тут же сменился опаской, а потом вернулась пробующая свои зубки молоденькая стерва.

- Так ты работать собираешься, Соколов?! - вызверилась она на меня.

Я промолчал. Поставил коробку на стол и снял расстеленную сверху пыльную пожелтевшую газету. Под ней россыпью лежали елочные игрушки, настоящие, из хрупкого стекла, которые надо брать бережно и вешать осторожно. Тут же были бусы из разноцветных стеклянные трубочек и шариков и самодельная гирлянда из лампочек, окрашенных цветными лаками. Были даже старые игрушки из прессованного картона.

- Подавай игрушки, - спокойным голосом сказала Кузя.

«Надо же, моментально вошла в берега. Воистину, молчание - золото».

- Вешать буду я, ты все испортишь, - сварливым тоном ненаскандалившейся вволю супруги опровергла она мои измышления.

- Как будет угодно прекрасной госпоже, - фыркнул я благодушно и вытащил из картонной коробки матрешку на прищепке, с платочком из тонкого поролона, - держи. Только подожди, я сначала гирлянду повешу.