Книга Воин Пустоши - Алексей Бобл

Против ожидания, Дерюга не располнел, хотя имел возможность каждый день лопать от пуза, наоборот — похудел даже, стал жилистее, крепче, а еще у него заострилось лицо. Появилось в нем нечто хищное, неприятное… лисье, что ли? В рощах к востоку от Киева водились маленькие злобные бледно-рыжие лисицы с острыми мордочками и выступающими вперед верхними зубами — вот на них и стал теперь походить Дерюга.

— Что, хозяин? — спросил он.

— Ты, слышь, скажи Гангрене, чтоб не колошматил их так, понял? — произнес Макота грубее, чем требовала ситуация. — Мне работники нужны, а не трупы ходячие. Щас прям скажи — и ко мне давай, дела порешать надо.

Дерюга молча кивнул и направился к Гангрене, который высился над рабами, как большой голенастый богомол над снующими туда-сюда муравьями.

Макота едва сдержался, чтоб не ткнуть помощнику кулаком между лопаток, чтоб сбить с него спесь. Развернулся на каблуках и зашагал прочь, сопровождаемый Кабаном с Акчей. Ишь ты, кивает он! Раньше спасенья не было от «Слушаюсь!», «Так точно, хозяин!», «Будет сделано, хозяин!» — чуть сапоги Макоте не целовал при каждом удобном случае, а теперь кивает да молчит! Впрочем, не сказать, что Дерюга стал вести себя как-то неуважительно по отношению к хозяину, позволял какие-то дерзости — нет, просто исчезли его вечное подхалимство и нервическая суетливость, и Макота не знал, к добру это или к худу. Он всегда очень ревностно относился к своему главенству в клане, и если дурень Чеченя никогда не мог по-настоящему претендовать на роль хозяина, то Дерюжка… Ведь вроде тоже глупый… а вроде теперь уже и нет! Учится быстро, что ли? Глаз да глаз за ним нужен.

С такими мыслями атаман прошел пол-Моста. С виду мало что изменилось — все так же зеленели молодые арбузы в висячих садах над крышами домов, по-прежнему торговали лавки, все тот же шум доносился из притонов да кнайп… Но нет, изменилось все же: многие лавки закрыты, некоторые притоны погорели, у других двери-окна досками заколочены. Ясное дело, той ночью и на следующее утро много людей пришлось положить, которые не согласны были, что у Моста теперь один хозяин будет. Другие сбежать успели, побросав скарб, позже третьи задумали бунт и даже дважды устраивали покушения на Большого Хозяина. Бунт Макота жестоко подавил, приказал сбросить вниз не только бунтовщиков, но и всех их близких, включая детей, так что крабы еще долго пировали на телах под Мостом.

Но теперь жизнь возвращалась сюда. Уже два каравана проехали через Мост к Кораблю после того, как Макота воцарился здесь, и один обоз он отправил во Дворец к Чечене — с арбузами и поручениями.

Макота обитал в одной установленной вертикально цистерне на Квадрате — большом бревенчатом помосте с оградой, пристроенном сбоку к бетонному полотну. В цистерну стащили самую лучшую мебель со всего Моста, постелили ковры, убрали с крыши клети и сетки, в которых росли арбузы, на окна навесили решетки и даже приделали ко второму этажу решетчатый балкон. На втором этаже Макота и жил, а первый занимала охрана, на крыше же поставили пулемет, там всегда дежурили четверо: два бандита и два дикаря. Вышибу атаман сделал главным на восточных воротах, ведущих в Донную пустыню. Там ворота тоже укрепили, а когда закончится строительство на западной стороне, попасть на Мост без разрешения Большого Хозяина будет, считай, невозможно.

― Акча, здесь стой, — бросил Макота, когда дикарь-охранник распахнул перед ним ведущую в цистерну дверь. — Дерюга придет — ко мне пропустишь. Кабан, кликни Харунжия. И скажи Матрене, чтоб вина нам подала с этими… с пирожанами ее.

Харунжием звали хозяина Квадрата. Хитрый старик первым покорился Большому Хозяину и отдал почти все, что накопил, владея гостиницей, а также согласился делиться половиной всех доходов — и потому не только сохранил Квадрат (хотя одну из шести составляющих гостиницу цистерн атаман реквизировал для себя), но и стал при Макоте счетоводом, ведающим всеми его доходами да расходами.

Когда атаман вошел в большую круглую комнату под крышей, там с веником в руке стояла худая черноволосая женщина — молодая, красивая, но с изможденным лицом и кругами под глазами. В коротком платье, порванном на груди. Это была жена одного из крупных торговцев наркотиком мамми, которого вместе с братом Матрены Макота собственноручно убил несколько дней назад за то, что попытались скрыть часть доходов, облагаемых податями, которые наложили на каждую лавку и каждый притон.

Она вздрогнула, когда Макота шагнул внутрь, и отпрянула.

— Че трясесся? — ухмыльнулся он. Ему нравилось, когда его боялись. — Сейчас Дерюга с Харунжием придут, на балкон их проведи. Помоги Матрене на стол накрыть. А вечером чтоб ни ногой наружу, ясно? Я к тебе приду в постельку.

Женщина задрожала, а Макота, тут же позабыв про нее, вышел на балкон. Его склепали из арматуры и листов жести, пол накрыли ковром, поставили стол, стулья и кресла для хозяина.

Сверху Макота увидел, как к Квадрату едет небольшой, плюющий черными клубами гари сендер. На сиденье гордо выпрямился Дерюга. Услышав шаги за спиной, атаман обернулся — это была толстая служанка по имени Матрена, прислуживающая атаману. Вместе с черноволосой женщиной они внесли большой поднос, поставили на стол стеклянный графин с красноватым арбузным вином, стаканы и большой толстостенный бокал. Посреди стола водрузили большое блюдо с пирожными, накрытыми шапками воздушного белого крема, будто маленькими облачками.

Двигатель сендера смолк под цистерной. Женщины вышли, пропустив в дверях Харунжия. Застучали подошвы сапог по лестнице, и в покоях атамана возник Дерюга; не обращая внимания на женщин, которые вынуждены были отступить в разные стороны, он прошел между ними и тоже шагнул на балкон.

— Докладывайте, — велел Макота, усаживаясь в кресло и берясь за полный до краев бокал. Именно из такой посуды атаман привык пить фермерское пиво и не видел причин отказываться от своих привычек. — Тыпервый.

Харунжий был тихим незаметным старичком, почти беззубым. Говорил всегда негромко и часто потирал сухие морщинистые ладошки. У Макоты он вызывал смесь уважения и презрения. Владелец гостиницы был докой во всяких циферках, в счетах и подсчетах, умел вычитать убыль из прибыли, умножать и делить, то есть разбирался в таких штуках, каких атаман совершенно не сек.

— Скоро урожай арбузов снимать будем, — поведал Харунжий, садясь с другой стороны стола. — Надо точно подсчитать, сколько телег выйдет.

— Ты мне точно подсчитай, сколько денег за них выручим! Лавки на западной стороне все заплатили?.. Да хватит обжираться, а ну положь!

Последние слова были обращены к Дерюге — с детства обделенный всякими сладостями, тот от пирожных Матрены шалел и набрасывался на них, как бойцовый мутафаг на свежую порцию дурманной кашицы.

Помощник, весь вымазанный в креме, поспешно запихнул в рот второе пирожное, рукавом вытер вспотевшее лицо и запил вином.

— Четыре заплатили, — подтвердил Харунжий, положив на стол туго набитый кошель. — Двадцать две серебряные гривны и три золотых. Не заплатили Макой с Анатолием.