Книга Туман и дракон. Книга первая - Екатерина Булей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Довожу до вашего сведения сюрприз: переиздана моя книга "Поручения и обязанности служащего суда второй инстанции в Ирландии". Мне даже обещают некоторый доход. Но меня более привлекает литературная известность в ином качестве…»
В комнату вплыла Флоренс Стокер:
– Милый, ты не хочешь измерить температуру?
О, вот оборотная сторона нового медового месяца: став более отзывчивой в отношении желаний мужа, Фло также начала проявлять излишнее беспокойство о его здоровье. Особенно когда он принимается говорить о том, кем же оказался на самом деле мистер Дракс… ну, этого Стокер давно уже не делает. Иначе Фло схватится за виски, изображая мигрень, а после всем придётся худо.
– Нет, спасибо, не хочу.
– Я поговорила с доктором Аткинсом: он готов принять тебя в любое время.
– Флосси, милая, но ведь доктор Сьюард тебе объяснял, что я не нуждаюсь в помощи психиатра!
– У твоего Сьюарда у самого не все дома… Да-да, не спорь! А тем более, у этого ужасного голландского шарлатана с его ужасным голландским акцентом. Надеюсь, ты не принимал из его рук никакие снадобья?
– Нет, я…
– Эти люди поддерживают твои бредо… то есть, я хочу сказать, разделяют не самые здравые идеи. Прошу тебя, постарайся поменьше с ними общаться. Сделай это ради меня.
– Хорошо, – сдался Стокер, – я согласен измерить температуру.
С градусником во рту, по крайней мере, он был избавлен от необходимости давать какие бы то ни было обещания. Жена, которой было неинтересно читать ему морали, не получая отзыва, вышла.
Как только за ней закрылась дверь, Стокер, придерживая языком градусник, схватился за перо и стремительно вывел:
«И ещё одна добрая новость: я снова взялся за написание романа о графе-вампире! В нём прозвучат отголоски ужасных событий, коих я отчасти стал свидетелем. Благодарение господу – и профессору Ван Хельсингу – мир избавлен от этой чумы. Признаюсь, ранее я давал слово бросить писательство и в особенности не писать романы о вампирах, однако все, кто вынудили меня к этому обещанию, ныне мертвы, и это обстоятельство освобождает мой творческий дух.»
А за полузакрытыми шторами лондонская погода всё не могла пролиться совершенно весенним дождём. Хотя очень пыталась.
