Книга Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью - Сьюзен Спенсер-Вендел

Сулла сидела молча, потрясенная.

И тут бойкая на язык Надя попросила показать Библию.

— Нет, это не та, — прочирикала она, едва ее увидев.

Авраам проглядел книгу внимательно и обнаружил то, чего не заметил ни Пэт, ни мы с Нэнси. Выделенный желтым маркером абзац о том, что жена должна быть покорна мужу своему.

Значит, это Библия Барбары!

— Что ж, важен не результат, а намерение! — сказала я собравшимся.

И мы все от души посмеялись. И тогда неловкость улетучилась, и возникло новое воспоминание, новая история, которой можно поделиться под крышей хижины-чики с друзьями, как хорошим вином.

Стелиос, сын Джорджа, пригласил нас внутрь послушать его игру на пианино. Он исполнил «Звездно-полосатый флаг», Анастасия стояла рядом и дирижировала. К концу программы я уже практически выдала за него Марину. Закатывай глаза сколько хочешь, Марина, но это так.

Джордж, Нэнси и я вместе учились в университете Флориды по программе для журналистов. Однажды он снял нас с Нэнси в своих короткометражках, которые делал для курса по телесъемкам.

Джордж нашел те старые пленки и показал их нам. Вот Нэнси, моложе на двадцать лет, но точно такая, как сейчас, только волосы втрое пышнее.

А вот и я. Совсем, совсем другая. Со светлыми густыми волосами, щеки круглые, а не впалые, как сейчас. И мои руки.

В этом фильме я готовлю греческий салат. Камера наезжает на мои руки, которыми я нарезаю помидор, огурец, лук.

Пальцы у меня тонкие и ловкие, ногти натуральные, длинные и гладкие.

Те же самые пальцы, которые сейчас скрючились из-за слабости мышц. Ногти на них неухоженные и зачастую грязные, так как я не могу приводить их в порядок сама.

И что же я делаю?

Что делаю я в такие моменты, как этот, когда увечье становится особенно очевидным для меня самой?

Мысленно вспоминаю то оставшееся, за что еще можно быть благодарной.

Пусть мои руки как корни и я ничего не могу делать, но я пока могу чувствовать. У меня есть связь с миром, которую никогда не отнимет даже БАС.

На Кипре мне предстояло еще одно путешествие. Домой. Поездка, полная образов. Звуков. Вкусов. Прикосновений. Поездка, которая ублажит все мои пять чувств.

Те, которые у меня никто никогда не отнимет.

Черепаший пляж

В мой первый приезд на Кипр Сулла рассказывала мне о необычайном дне, который они с Паносом провели вдвоем году примерно в 1996-м. Вместе они посетили места своего детства на севере Кипра: прежде всего пляж, который Панос особенно любил. А затем еще монастырь.

Сулла показала мне фотографию, где Панос стоит в монастыре на какой-то продуваемой ветром галерее, под арками.

«Я хочу съездить туда», — сказала я.

Ибо именно так вызывают духов. Отправляясь в путь.

Но я сама не понимала, о чем просила тогда.

С 1974 года Кипр поделен на две части — греческую и турецкую. Разделена даже столица Никосия. Разрезана бескомпромиссно, по живому, как некогда Восточный и Западный Берлин.

Война между греками и турками — двумя народами, пустившими корни на этом острове, — была жестокой. Обе нации сформировали свои армии. Многие погибли. Десятки тысяч людей лишились крова.

Каждый киприот помнит те дни, даже дети, которые знают о тех событиях лишь по рассказам взрослых.

«Моя мать развешивала белье, — рассказывал один наш друг-турок по имени Фират, вспоминая о греческом бомбовом ударе. — Она так напугалась, что выскочила из шлепанцев».

Аврааму было тринадцать, когда турецкая армия подошла к его дому. Он, еще трое детей и их родители сели в машину и поехали искать убежище в сосновом лесу на склонах горного хребта в нескольких часах пути от дома.

«Мой отец сказал: „Заночуем здесь“, — вспоминал Авраам. — А я спросил его: „Где — здесь?“»

Они прожили в лесу месяц, ожидая, что со дня на день смогут вернуться домой.

Но так и не смогли.

По решению ООН остров разделила Зеленая демаркационная линия. К югу от нее находится Греческая Республика Кипр, к северу — самопровозглашенная (и так никогда международно не признанная) Турецкая Республика Северного Кипра. Пересечь эту черту не может никто.

Две части одного острова оказались оторваны друг от друга так же необратимо, как я была оторвана от своего отца, человека, которого мне захотелось узнать.

Панос и Сулла были греки-киприоты с севера. В 1996-м они уже больше двадцати лет не были дома. А потом Паносу выпала редкая возможность.

Известный детский хирург, он спас жизнь сыну турецкого министра. Благодарный министр спросил у Паноса, чем он может ему отплатить.

Панос попросил, чтобы им с Суллой разрешили пересечь границу и побывать в тех местах, где прошло их детство.

Им дали один день, и то в сопровождении военных. Вот до чего строгие порядки на Кипре!

К моему первому приезду в 2010 году напряженность немного спала. Зеленая линия осталась, но Джорджу и Юле позволили свозить меня на север.

Я даже не поняла, как это было для них непросто. Просить греческого киприота перевезти вас на турецкую сторону — это все равно что упрашивать человека, бежавшего с Кубы, сопроводить вас на этот остров. Чувство утраты, как личной, так и культурной, неизмеримо.

Когда мы пересекали границу, Юла подвела итог своим переживаниям, прошептав:

— Тысяча вздохов.

В ту первую поездку мы проехали мимо дома в Фамагусте, где прошло детство Юлы: его теперь занимала турецкая семья. Джордж уговаривал ее не смотреть, но она была непреклонна. И смотрела, не произнося ни слова, пока дом не скрылся из виду.

Потом мы поехали безлюдными дорогами к восточному берегу острова, тем же путем, каким Сулла и Панос ехали в 1996 году. Как и у них тогда, в нашем распоряжении были считаные часы. Прилетев впервые, я не могла знать, как все сложится, и на эту поездку с трудом удалось выкроить день.

В свой второй приезд я была исполнена решимости вернуться в Северный Кипр во что бы то ни стало. Чтобы без спешки, не так, как тогда, окунуться в атмосферу тех мест, которые любил Панос. Посетить монастырь Святого Андрея, откуда он привез тот медальон, который я теперь ношу как украшение, медальон Паноса.

И Черепаший пляж, где Панос, по словам Суллы, сбросил туфли и танцевал босой на золотом песке, вскинув над головой руки и кружась от радости.

Восточная часть полуострова Карпас, где вырос Панос, — холмистая, скалистая, сухая и безлюдная земля. Жителей там и всегда было немного, а с тех пор, как вторглись турки, вообще почти никого не осталось, поэтому земля стоит невозделанная, совсем не как в греческой части острова. Здесь можно часами ехать по пустынной дороге и не увидеть ничего, кроме камней, колючек, заброшенных полей и зарослей ежевики.