Книга «Нехороший» дедушка - Михаил Попов

И это возможно.

Но такова же степень вероятности, что мы с дедом и с подполковником идиоты и действует не мачта над «Аркадией», а это самое оно. И тогда какой уж там пульт! А может, пульт ионо — это что-то одно? И может, все-таки надо тикать в ближайшую церквушку?!.

Я вылил кофе в раковину и внимательно уставился на очертания возникшего узора. Чай, кофе, погадаем.

Зазвонил телефон.

Чертов дедушка, это он взломал скорлупу моей добровольной резервации. Можно, конечно, не снимать трубку, но все же легче не отвечать, когда не слышишь звонка.

Господи, это была Нина.

Она хотела, чтобы я сегодня уделил несколько часов Майке. То, что на дворе четверг, она никак не прокомментировала.

— Где?

— Ты мог бы подъехать к нашему дому?

То есть она знает, что я знаю, где она живет. Заметила мою дурацкую слежку? Да, кстати, а где все эти усыновители? Хорошее дело: они требуют, чтобы я отказался от девчонки, но при этом устраивают все так, что возиться с нею должен один я. Задавать этого вопроса Нине я не стал. Согласился прикатить к ним во двор через час. «Она будет ждать». Нина так и сказала, не применяя имени для обозначения своей дочери.

Я не очень расстроился. Было понятно, что так или иначе, этот аттракцион скоро закроется. Будет ли конец света, я не знаю, но положение многих человеческих фигур в окружающей меня жизни обязательно поменяется. Надо напоследок хоть поболтать с девчушкой. Когда она перестает быть обузой, то сразу замечаешь, как она забавна.

Из прихожей меня вернул опять-таки звонок телефона. Звонки скопились, пока прибор был отключен, и теперь будут сыпаться один за другим. Надо просто бежать из дому. Но я уже схватил трубку.

— Я в городе, — сказал Савушка со значением.

— А я убегаю.

— Куда это? — Голос у него был какой-то новый: Савушка, сделавший неприятное открытие.

— Слушай, созвонимся вечером.

— Мне надо с тобой поговорить!

— Поговоришь. Сейчас — бегу!

— Куда?

— С дочерью со своей встречаться.

На том конце провода висело короткое, грозное затишье.

— Так ты еще издеваться собираешься надо мной?!

— Не собираюсь я над тобой…

Хорошо, что он сам бросил трубку, иначе из этой словесной трясины не выбраться. Да, я понимал: с ним что-то произошло, но не было сил думать еще и о нем. Тут оно, пульт, Майка!

Я доехал быстро, удачно припарковался, вошел в их мрачный двор, который не выглядел на этот раз таким уж мрачным. В один из подъездов вселялась большая шумная, южная семья. С громким скандалом разгружался грузовик. Бегали детишки, размахивали руками женщины. Местные жильцы опасливо выбирались из подъезда, лавируя между тюками и холодильниками. Я занял то же место, что и в прошлый раз, пытаясь сообразить, когда Нина могла меня заметить. Резной медведь прикрывал меня надежно. Значит, где-то на маршруте.

И почувствовал, что мне все это совершенно неинтересно. После того, что я о ней узнал, что вообще нас может связывать?

Зачем я сюда примчался?! И почему я не задался этим вопросом полчаса назад, когда она мне звонила? Какая-то дебильная инерция.

В конце концов — хватит! Надо поставить точку! Есть кому впрячься в этот воз. Никого я не бросаю на произвол судьбы. Пусть делят как хотят мои тридцать три процента.

Надо было просто встать и уйти. А Майка будет одна сидеть во дворе? Я позвонил Нине, готовый к тому, чтобы заявить: все, ухожу! Она, разумеется, не ответила. Домашнего их номера я не знал.

Тогда остается одно — подняться и решить вопрос на месте. Я двинулся к подъезду. Номер квартиры я помнил.

На площадку выходило три двери, мне нужна вот эта. Дважды я поднимал руку к звонку, и оба раза опускал. А на третий раз случилось то, что я сотни раз видел в кино: дверь прилегала неплотно. Дверь была не заперта. Мне всегда казалось неубедительным поведение героев этих фильмов — они всегда лезли внутрь, чтобы нажить себе неприятности. Наверняка внутри — труп. Умнее всего убраться подальше или хотя бы вернуться к своей песочнице и понаблюдать. Но я указательным пальцем осторожно отколупнул створку и стал медленно приоткрывать ее. Вечное заблуждение, кажется — если делаешь глупость медленно, то она от этого становится меньше.

Передо мною был длинный узкий коридор, справа вешалка с тоскливо пахнущими вещами, под ногами россыпь мелкой женской стоптанной обуви. Справа одна за другой двери комнат. Вдалеке падает свет, слева, вероятно, — кухня. Сразу стало понятно, что все происходит именно там. Можно было разобрать неясные звуки, мелькали краткие, легкие тени. Вдруг кто-то отчетливо и выразительно сказал: «Ха-ха-ха». Голосом Майки, кого-то передразнивающей.

Я направился туда. Осторожно. Испугало зеркало за вешалкой, в котором неожиданно отразился я сам. В комнатах не обнаружилось ничего интересного — столы диваны, ширма, настольная лампа в виде голой черной женщины. Перед тем как повернуть в кухню, я сделал несколько глубоких вдохов. Там, в кухне, тоже дышали, шмыгали носом, скулили. Это была не Майка, потому что голос девочки произнес поверх этих влажных жалких звуков твердое, злое:

— Я же тебе говорила! Говорила? Нет, ты ответь — говорила?!

Звук пощечины и неразличимый испуганный шепот.

И я вошел.

Майка бросила в мою сторону короткий взгляд, но ни на секунду не смутилась, и деловитое, нацеленное выражение ее лица не изменилось. В руках у нее была бутылка водки. Открытая, наполовину пустая.

Напротив нее сидела пьяная женщина, в расхристанном халате, примотанная к стулу бельевой веревкой. Она плакала, водя из стороны в сторону нечесаной головой, и громко шмыгала разбитым, сопливым носом. Полуобнаженные, в синих жилках ноги бессильно сучили по полу. Глаза бессмысленно шарились по кухне.

— Ты обещала, ты обещала, мамочка, что все выучишь. Так вот отвечай: чем гинея отличается от фунта стерлингов?

«Мамочка» что-то замычала, потом дернулась несколько раз, пытаясь высвободиться из пут.

Майка решительной рукой наклонила бутылку над раковиной и вылила туда граммов сто. «Мамочка» застонала. Девочка брезгливо оскалилась.

— Вот мразь! Дергается.

Я стоял и переваривал новость: мамочкой Майки, кажется, является не Нина.

— Опять, скотина, запила, — пояснила Майка. — Лечили, лечили ее! Нина гробится на работе, а эта…

Губы привязанной зашевелились, она икнула и что-то пробормотала. Майка, наклонившись к ней, кивнула несколько раз, как удовлетворенная ответом учительница.

— Вот, умеешь, когда захочешь. Правильно: фунт — двадцать шиллингов, гинея — двадцать один. Заработала, по лучи.