Книга Хватит ныть. Начни просить - Аманда Палмер

После успеха на Kickstarter моя жизнь превратилась в ураган событий из-за предстоящего тура, который предполагал посещение десятков стран в течение почти одного года. Я хотела, чтобы выступления стали незабываемым, чередующимся празднованием выхода нового альбома, который помогли мне выпустить фанаты, и с этой целью я хотела организовать столько краудсорсинга, краудсерфинга и прочих мероприятий по сближению с фанатами, насколько это вообще возможно. Я работала с Майклом (МакКилкеном, барабанщиком из Grand Theft Orchestra, который по совместительству был и театральным режиссером) над кучей идей: мы сделали эскиз платья со шлейфом длиной во весь танцпол, которое я надела во время краудсерфинга, я накрыла фанатов огромным куском голубой прозрачной ткани, пока их руки перемещали меня по залу, группа надевала то, что приносили фанаты и кидали на сцену. Мы попросили людей выкладывать фотографии, которые относились к определенной теме песни: детские спальни, ценные вещи, любимые люди, которых больше нет, – а мы показывали эти фотографии на огромном холсте над сценой с помощью проектора. Мы сближались.

Мне также показалось, что будет здорово попросить членов фанбазы присоединиться к нам на сцене и исполнить аранжировки, которые мы записывали для альбома на струнных и духовых инструментах, вместо того, чтобы отыгрывать эти партии на пианино и гитаре. Я делала то же самое с музыкантами, танцорами и разными волонтерами на протяжении многих лет – обществу всегда это нравилось. Сотни жаждущих музыкантов откликнулись по электронной почте, и мы выбрали по четыре или пять добровольцев для каждого города. Оплатой за выступление с нами на сцене служила обычная краудсорсинговая валюта: бесплатные билеты и внесение их друзей в списки приглашенных. Сувениры, пиво за кулисами, объятия и любовь. Фанаты знали весь процесс. Первые несколько шоу прошли просто идеально.

Потом мне написала открытое письмо в своем блоге девушка, играющая на валторне, она сказала, что очень хотела бы присоединиться к нашим гастролям, но вот отсутствие оплаты было неэтичным. Этот пост стал вирусным, об этом написали в the New York Times, и через несколько дней возникла дискуссия.

Вдобавок историю исказили. Многие критики стали утверждать в Интернете, что я получила миллион долларов и не платила моей группе.

На самом деле я платила своей группе. Они получали зарплату, а это значило, что они получали деньги даже за выходные дни. А что касается волонтеров, они вызывались добровольно. Никто не ждал, что их выступления будут рассматриваться как политическое заявление. Они понимали, на что шли, когда откликались, и просто хотели сыграть с нами.

Изначальные споры о моем проекте на Kickstarter касательно «онлайн попрошайничества», которые только начали стихать, начались по новой, и на этот раз все стало еще хуже. Сейчас я не просто клянчила деньги у фанатов, я также эксплуатировала музыкантов в поисках бесплатной рабочей силы. Это было ужасно неприятно. На сайте новостей и сплетен о знаменитостях Gawker мое использование краудсорсинога сравнили с мошенничеством. Блогер из New Yorker написал: «Афера Аманды Палмер стала полуреальной и полусимволической версией борьбы за последний доллар из тайника нуждающихся».

Большинство слухов шло от людей, которые никогда не слышали обо мне или моей фанбазе. Теперь в Twitter и в блоге вместо привычных сообщений с поддержкой наблюдались и те, которые оставляли люди, которые хотели выразить свое возмущение. Союзы классических музыкантов начали подписывать петицию против моего неэтичного краудсорсинга. Через день после выхода статьи в the Times я получила письмо от профессиональной скрипачки, которая долгое время работала в симфоническом оркестре моего родного города, которое начиналось: «Аманда, ты невежественная девка…» – и дальше она писала, какой я ужасный человек, и вдобавок, что я необученный, непрофессиональный, плохой музыкант.

Было больно. Очень больно.

Через неделю я опустила руки и решила заплатить волонтерам. Мне казалось, что это безобидное решение: они будут рады получить неожиданные сто долларов за их время (хотя некоторые отдали полученные деньги на благотворительность, они написали в блог и в Twitter, что вызвались добровольно, поэтому хотели оставить все, как есть). Моя группа и я перестали получать гневные сообщения в Twitter. Мы могли вернуться к работе. Впоследствии во мне сохранилось знакомое чувство, точнее его остатки со времен работы в качестве живой статуи. Все эти дискуссии напоминали… «Найди работу». Но мы все по-своему делали свою работу.

Каждый стоящий на тротуаре человек, который взаимодействовал с Невестой, был вовлечен в странный обмен. И каждый на моих концертах – будь то выступающий на сцене или волонтер, или публика – радостно обменивался чем-то: цветами, долларами, музыкой, объятиями, пивом, любовью, чем угодно. Но критиков не было с нами ни на тротуаре, ни на концертах. Они кричали из окон проезжающих машин или сидя за своими компьютерами. Они не могли видеть этот обмен: этот процесс казался нам обычным делом, а для них – чем-то чужеродным.

Некоторое время спустя, когда возмущение стихало, меня удивил парадокс, который объяснял всю эту ситуацию: а что если бы я продавала возможность выступления с группой на сцене, сделав ее одним из наборов на

Kickstarter – товаром, который можно было бы купить, как диск за двадцать пять долларов? Что если бы я брала сто долларов за возможность прийти и сыграть на тромбоне на сцене с моей группой?

Мне не нужно было проводить эксперимент, чтобы получить ответ. Оркестровая инди-группа The Polyphonic Spree уже сделала это за меня. Они запустила на Kickstarter свой проект в том же месяце, что и я, и предлагали выйти на сцену и сыграть на любом инструменте вместе с группой за полторы тысячи долларов.

Никаких споров не было.

Почему нет? Вывод, к которому я пришла, заключался в том, что люди комфортно себя чувствовали, если видели движение денег в любых направлениях, от артиста к добровольцам или от добровольца к артисту. Люди понимали, что такое ценники, не важно, к чему они были прикреплены. Но некоторые не могли понять более сложный процесс просьб и подарков – подарок, который находится в движении.

* * *

Я вспомнила то время, когда работала статуей и критику в мой адрес: «Найди работу», – это было сродни тому, что люди называли меня попрошайкой, когда я решила попросить о помощи напрямую у фанатов.

Думаю, это идет от врожденного дискомфорта людей рядом с артистом, или человеком, который просит о прямом обмене.

В большей степени артисты не желают становиться у личного кассового аппарата, так как многие покупатели не хотят их там видеть. Никто не будет кричать: «Найди работу», – билетеру, если бы на Невесту можно было бы посмотреть, заплатив лишь доллар. Кажется, что с течением времени артисты и публика привыкли к легитимному агенту, сопровождающему посреднику, который посыпает весь обмен профессиональной пылью. Времена меняются.

Ситуации изменилась на сто восемьдесят градусов с 80-х или 90-х годов, когда большинство обменов с музыкантами было абсолютно непрямым, в которых ты – по крайне мере, в моем случае – садился на велосипед, направлялся в магазин, заходил в магазин аудиозаписей и менял 9.99 долларов за физический альбом, равнодушный продавец пробивал тебе чек, но он не имел ничего общего с музыкантом, который создал эту музыку.