Книга Самый дождливый октябрь - Ирина Комарова

– Домой, – подтвердила я. – Только по дороге давай к Надежде Николаевне заедем. Действительно, неудобно получается, я от нее на полуслове убежала.

– Заедем, – согласился напарник. – Заодно и новости ей расскажем.

– Думаешь, она еще не в курсе? Черников наверняка позвонил ей и все рассказал.

– Поспорим? – ухмыльнулся Гоша.

Я посмотрела на его довольную физиономию и подозрительно уточнила:

– На что?

– Все равно. Давай на щелбан.

– Ага, разбежалась! А если я проиграю? Мне тогда сколько времени Царевну-Лебедь изображать придется?

– Почему Царевну-Лебедь? – Гоща так удивился, что едва не проскочил на красный свет.

– «И во лбу звезда горит»! – процитировала я. – Кстати, в детстве, я считала эту царевну жутким страшилищем. Подумай сам, месяц под косой, хотя и с трудом, можно стерпеть, но звезда во лбу, это уже перебор.

– Так у тебя не звезда будет, а фонарь, – коротко хохотнул Гоша. – Значит, и будешь ты, не Царевна-Лебедь, а маяк.

– Маяком, тоже не хочу быть, – отказалась я. – И спорить с тобой не хочу. Давай уже, жми на педаль – зеленый давно горит.

Надежда Николаевна держалась рукой за сердце и явно не верила своим ушам.

– Что вы сказали? – слабым голосом переспросила она. – По почте? Мои украшения отправлены по почте? Простой бандеролью? Даже не ценной? И изумруды тоже?

– Вот опись, – оказывается, Гошка успел сделать несколько ксерокопий. А я вот об этом не подумала, хотя, казалось бы, чего проще? – Посмотрите сами, проверьте.

Листочек дрожал в руках у Черниковой, но ей потребовалось не больше пяти секунд, чтобы прочесть все, что там было написано.

– Кажется все, – она перечитала еще раз, – да, кажется, все. Спасибо вам, Гоша! Спасибо, Рита! Господи, но как же вы их нашли?

– Работали, – скромно потупилась я. – Я не просто так от вас убежала, надо было версию проверить.

– То есть, вы еще здесь, тогда, догадались? – Надежда Николаевна смотрела на меня с простодушным изумлением. – Догадались, что это Катя? – и тут же горестно всплеснула руками: – Господи, Катя! Что же я матери ее скажу? Обещала ведь сестре, что присмотрю за ней!

– А что вы могли сделать? – резонно заметил Гоша. – Ни воровству, ни убийству вы ее не учили.

– Но может, произошла какая-то ошибка? Я не представляю себе, что Катя могла… Вы ее не знаете совсем, а это же такая славная, такая светлая девочка…

Мы с Гошей не стали спорить. Но и задерживаться у Надежды Николаевны, мы тоже не стали. Зачем? Так же, как и для ее мужа, все что могли, мы сделали.

– Ну что, подставляешь лоб, Царевна-Лебедь? – засмеялся Гоша, как только мы закрыли за собой дверь.

– Отстань. Я с тобой не спорила. Я вообще прихожу к выводу, что спорить с тобой бессмысленно, ты всегда прав.

– Ты это что, серьезно? – он даже остановился.

– Абсолютно. Ты большой и умный, ты все знаешь, все умеешь и никогда не ошибаешься.

Ура! Впервые с момента нашего знакомства, Гошка смотрел на меня неуверенно, почти с испугом. Я не удержалась и добавила:

– Это же естественно. Ты и старше меня, и опытнее, и лучше ориентируешься в любой ситуации, – я бросила на напарника взгляд, полный почтительного восхищения и с удовольствием повторила: – Ты всегда прав.

Гошка молча двинулся дальше, молча вышел на улицу, молча сел в машину. Даже первые несколько кварталов мы проехали в глубоком, почти трагическом молчании. Потом Гоша попросил:

– Рита, скажи мне, пожалуйста, что я безответственный болтун.

– Что?

– Ну, скажи. Ты же меня так называла, помнишь?

– Погорячилась, – быстро сообразила я. – Беру обратно.

– А «невыносимый тип»? А «носорог бесчувственный»? – с надеждой напомнил Гоша. – И «шкаф трехстворчатый, безмозглый»?

– Тоже беру. Все плохие слова в твой адрес беру обратно. С этой секунды только уважение и искреннее восхищение.

Гошка затормозил и аккуратно припарковался на обочине.

– Нет, – твердо заявил напарник. – Так я работать не могу. У меня хрупкая психика, мне нужны нормальные условия. Или ты меня называешь безмозглым типом, или мы никуда не едем. И перестань на меня таращиться, как пятнадцатилетняя фанатка на Диму Билана!

– Тип был невыносимый, – напомнила я. – А безмозглый – шкаф.

– Ритка, не буди во мне зверя! Какая разница, безмозглый тип или невыносимый шкаф?! Имей в виду, или ты сию секунду приходишь в чувство, или я увольняюсь!

– Гошка, не будь болваном, – засмеялась я. – Кто тебя из «Шиповника» отпустит?

– А я, значит, веду себя сейчас, как болван? – он сверлил меня подозрительным взглядом.

– Как круглый болван, – подтвердила я. – Нет, хуже, как квадратный! Который даже не катится!

– Ф-фу, – с облегчением выдохнул Гошка. – Ну и хорошо. Только ты так больше не шути, пожалуйста. Серьезно, Ритка, я ведь, с перепугу, могу и это… неадекватно отреагировать.

– Как же, помню, у тебя хрупкая психика, – засмеялась я. – Ладно, хватит развлекаться, поехали. «Наше все» доклада ждет.

Через неделю к нам приехал Стрешнев, выразить неофициальную благодарность. Благодарность за помощь в расследовании, он, традиционно, выражал пивом для мужчин и тортом для нас с Ниной. Мы уже несколько раз указывали Володе, что наблюдается явная несправедливость: пивом они с нами не делятся, дескать, к торту пиво не идет. Но, быстренько с этим пивом расправившись, наши мужчины требуют чай, и им торт оказывается очень даже к месту. Володя соглашался, но традиции, они потому и традиции, что их очень трудно изменить.

И в этот раз, встреча шла по привычной схеме. Когда пустые бутылки отправились в мусорную корзинку, все собрались вокруг торта, который мы с Ниной едва успели начать. К этому времени, Стрешнев уже рассказал, что сначала Катя защищалась отчаянно и, если и признавала что-то, то только под давлением совершенно неопровержимых улик. Но, поскольку улик у них больше, чем достаточно, даже самый дорогой адвокат города, нанятый Черниковыми вскладчину со срочно приехавшими Катиными родителями, развел руками и посоветовал делать ставку на чистосердечное признание и искреннее раскаяние.

– А откуда у вас «больше чем достаточно» неопровержимых улик? – спросила я. – То есть, по краже шкатулки, там, действительно, улик хватает. А с убийством Лобушевой? Там у нас одни предположения, да отсутствие алиби.

– Это у вас одни предположения, – снисходительно усмехнулся Володя. – А у нас – неопровержимые улики. Помнишь, как эта Катя остолбенела, когда Миша ей про отпечатки пальцев на шкатулке напомнил?

– Помним, – ответил вместо меня Гоша. – И что? Отпечатков не было?