Книга Красная камелия в снегу - Владимир Матлин

В то утро, ближе к полудню, она играла мелодии из «Порги и Бесс» и думала о предстоящем экзамене. Его узнала сразу, как он только появился в конце галереи, хотя выглядел он довольно странно — в черном костюме и галстуке в жаркий летний день. Она подумала, что он по дороге из церкви, но почему в черном? Да и рано, утренняя служба не кончилась.

Она играла и краешком глаза наблюдала за ним. Он прошел через всю галерею и сел за последний столик, у самых перил. Она заметила его напряженную позу. Он сидел, застыв на стуле, и время от времени смотрел в ее сторону. Это был странный взгляд, какой-то растерянный. Она рассмотрела слипшиеся от пота волосы, съехавший на сторону галстук. Ее сердце сжалось от догадки.

Доиграв тему Спортинг Лайфа, она закрыла рояль и поспешила к столику у перил. Он кивнул ей, не улыбнувшись, и показал на стул напротив себя. Она присела на краешек стула, выжидательно глядя на него. Он смотрел мимо, черты лица оплыли, потеряли определенность.

Он молчал, а Сюзан не знала, как спросить о случившемся. Пауза становилась невыносимой.

— Мама? Да? — спросила она, наконец.

Он ответил ровным голосом, продолжая глядеть в сторону:

— Позавчера, в пятницу вечером… Я только что с похорон.

— С похорон — и сюда?

Он пожал плечами:

— А куда? У нас никого нет…

Сюзан ощутила острую жалость к этой фигуре с напряженно поднятыми плечами.

— Могу я чем-нибудь помочь? Хотите, отвезу домой? Вам не стоит садиться за руль в таком состоянии.

— Спасибо, у меня нет машины, я на автобусе. — Он взглянул ей прямо в лицо. — Если бы вы могли… тот вальс, ее любимый… собачке Жорж Занд…

Он сбился и замолчал.

— Как зовут композитора, вы сказали? Джордж Сэнд?

— Нет, вальс Шопена. Вы его играли. И она его играла. Помните? Здесь. — Он показал на рояль.

Сюзан вспыхнула пунцовыми пятнами.

— Помню, еще бы! Она так необычно играла этот вальс. Сейчас!..

Почти бегом Сюзан вернулась к роялю, подняла крышку и заиграла. Публика затихла и повернулась в ее сторону. Сюзан играла громко, эмоционально, это был совсем не тот «музыкальный фон», к которому привыкли люди в подобных местах. И они сразу уловили разницу.

Играя, она думала о старой женщине, которую видела всего один раз, о ее исполнении — таком возвышенном и наивном. Это точно соответствовало ее представлению о русской музыкальной школе и вообще о русских. Не замечая того, она сама заиграла взволнованно, приподнято, как прежде не играла. Потом она вспомнила в деталях ту безобразную сцену, когда она требовала прекратить игру. Какой стыд! Он так просил не перебивать, дать маме доиграть… Стыдно и нестерпимо жалко этого человека.

Закончив вальс, Сюзан посмотрела в его сторону, но за столиком у перил никого не было.

ПАЦИЕНТЫ МИСС ГАРСИИ

— Wait! Wait for me please!

Арон поспешно пересек вестибюль и успел сунуть ногу в дверь лифта. Дверь нехотя раскрылась, и он ввалился в кабину.

— Thanks… Ninth floor please.

Человек в лифте молча кивнул головой и нажал нужную кнопку. Дверь закрылась, и лифт пошел вверх.

Этого тощего седого человека в выцветших джинсах Арон заприметил с самого того дня, как вселился в многоквартирный дом в Роквилле, пригороде Вашингтона. Ему казалось, что этот мрачный тип исподтишка разглядывает его. Арон сделал несколько попыток заговорить с ним при встречах в лифте или коридоре, но тот в ответ лишь буркал что-то невнятное. Арон даже заподозрил, что человек просто не говорит по-английски: в этом доме, где квартплату почти полностью вносило государство, жило много недавних эмигрантов из разных стран.

Лифт медленно тащился вверх. Третий этаж, четвертый… Краем глаза Арон заметил, что человек пристально смотрит на него, но когда Арон обернулся, тот поспешно отвел взгляд.

Пятый… шестой…

Чтобы прервать неловкую паузу, Арон сказал что-то вроде «It’s nice outside, isn’t it?». Но тот как будто даже не услышал.

«Нужен ты мне очень, — подумал Арон обиженно. — Может, ты вообще — псих».

Седьмой, восьмой… Наконец лифт остановился, дверь открылась, и Арон, стараясь не смотреть на попутчика, вышел в коридор девятого этажа. И в этот момент услышал за своей спиной отчетливо произнесенную по-русски фразу:

— Да, замечательная погода, мистер Андрей Татьянин.

Арон резко повернулся, но дверь лифта закрылась. Все, что он успел увидеть в последнее мгновение, — обращенный прямо на него насмешливый взгляд незнакомца.

Подобно тому, как по кольцам срезанного дерева можно сказать, как оно росло год от года, так и по темным полосам на ремне Арона Тишмана можно было судить о том, как складывалась его жизнь за пять лет пребывания в Америке. Не то чтобы до эмиграции он голодал, а в Новом Свете отъелся, нет конечно, но доступность еды и выпивки, а главное, размеренная жизнь на велфере оказали заметное воздействие на его организм: за пять лет он прибавил в весе около десяти килограммов — точнее, двадцать два фунта в американской системе измерений, к которой Арон привыкал с трудом.

Это было нехорошо не только чисто эстетически, но и для диабета, нажитого еще в молодости в Советском Союзе и ставшего причиной для получения велфера в Америке. С помощью врачей и лекарств он справлялся со своей болезнью, и в целом состояние здоровья не сильно осложняло его спокойную, хотя и несколько однообразную американскую жизнь.

Выходка этого тощего типа в лифте неприятно задела Арона, вывела его из привычного безмятежного равновесия. «Что это значит? — думал он, ужиная в одиночестве за кухонным столом, а потом готовясь ко сну. Что он хотел показать своим дурацким поступком? Что знает Арона, но не желает общаться? Ну так пусть себе молчит. А он кричит в спину из лифта, как пацан какой-нибудь. А ведь весь седой…»

Встречались ли они когда-нибудь «в прежней жизни»? Арон не мог его припомнить, как ни терзал свою память. То, что он назвал Арона не настоящим именем, а литературным псевдонимом, говорило, что они, должно быть, встречались по работе. А может, и не встречались, а просто он видел Арона на читательской конференции или еще что-нибудь в таком роде…

И вообще, думал Арон, раздеваясь перед сном, почему это должно его беспокоить? Да, он работал в советской газете и не делает из этого тайны. Он открыто признает, что был членом партии, он указал это во всех анкетах при въезде в Америку. Он ничего не скрывал, и ему нечего бояться.

И все же неприятное чувство не оставляло Арона. Что это за тип? Что он хочет?

Вообще говоря, можно попытаться узнать его имя. Он в лифте всегда нажимает кнопку двенадцатого этажа. Так. Значит, надо посмотреть имена жильцов на всех квартирах двенадцатого этажа. Сколько их там? Десятка два, не больше.