Книга Преобразователь - Ольга Голосова

– Слишком поздно, – пробормотала она и стиснула плошку в руках. Губы ее дрогнули, она подняла глаза на трактирщицу:

– Послушайте, позовите сюда кого-нибудь из мужчин, только неробкого десятка.

Трактирщица понимающе кивнула и, перекрестившись большим пальцем, помчалась вниз.

Умирающая лежала с закрытыми глазами, и воздух с хрипом вырывался из ее полуоткрытого рта. В уголке искусанных от боли губ запеклась черная струйка, сбегавшая наискось через щеку и исчезавшая в волосах, холодный пот крупными каплями стекал с ее лица, выступал на груди и животе.

Кловин поправила шкуру, укрывавшую Бьянку, понимая всю бессмысленность неловкой заботы.

В комнату поднялся давешний мужик, тот самый, что возился во дворе с конской сбруей.

– Ты можешь вытащить нож?

Мужик наклонился над телом.

– Я, конечно, не солдат, но свиней резать доводилось. Если я вытащу нож – она умрет почти сразу. Кровь хлынет ей в живот. Видишь: лезвие в виде крюка, ей вспороли грудину.

– Святой отец сказал, что она все равно умрет. Но если ты вытащишь нож, она, может быть, придет в себя и назовет убийцу.

– Что ж, по мне, все равно не очухается, я видал подобные кинжалы у сарацин: после них долго не живут.

Гаспар обхватил двумя руками рукоять с черным камнем и выудил нож так, как вытаскивают из рыбы крючок.

Раненая с глухим стоном подалась вслед за ножом. Дымящаяся кровь хлынула из ее рта, заливая руки сестры. Нож остался у мужчины. Больше ничем ей помочь было нельзя. Кловин наклонилась к лицу раненой.

– Кто, Бьянка? Его имя?!

Умирающая захрипела, отчего на губах ее вздулись кровавые пузыри. Обезумев от муки и ужаса, она распахнула глаза и невидяще уставилась в пустоту.

– Имя!

– Это… он… – слова выходили из нее вместе с жизнью. – Ты… королева… ненавижу… он не тот… Рэндальф… Хейдрик… Он виноват… Он убил… отшельника… Он ждет… Он… – Бьянка вдруг издала булькающий смешок, и ее пальцы вцепились в рукав путницы.

Все было кончено. Алая пена выплеснулась из ее рта на пол. Кровь из раны перестала течь, но глаза, ее голубые глаза с ненавистью смотрели на Кловин. Та осторожно закрыла их. И только тут заметила, что щуплый монах в белой рясе неотрывно смотрит на нее.

– Я зря положился на вас – вы сделали все, чтобы она не дожила до моего возвращения. Значит, вы ее знали?

Кловин кивнула и посмотрела на свои окровавленные ладони. Ее ноздри шевельнулись, как будто она принюхивалась к чему-то.

– Именем Святой инквизиции вы поедете со мной…

Женщина подняла на монаха покрасневшие глаза, и улыбка скользнула по ее губам.

– Кто хозяин этих земель? Я требую правосудия.

– Барон Рэндальф фон Франц.

Путница вздрогнула и опустила голову.

Истошный визг разнесся на весь трактир. Зазвенела разбитая посуда.

Путница вскочила с лежанки и обернулась.

– Господи Иисусе! – пробормотал монах и отступил в коридор.

Вместо женского тела, на шкуре шипя и пенясь растекалась омерзительная лужа слизи, в которой плавали остатки волос и кровавые сгустки.

– Ведьма, держи ведьму! – трактирщица зашлась в крике, тыча в странницу толстым пальцем.

– Никому не двигаться! Именем барона, судьи и господина этих земель, вы последуете за нами! – на пороге, лязгая доспехами, возникли двое мужчин в серых суконных плащах. Звеня шпорами, они прошли в комнатушку, отчего в ней сразу же стало тесно. Оглядев залитую липкой дрянью шкуру, они осторожно свернули ее и велели отнести в повозку. Потом взяли женщину под руки и повели вниз.

Один из них обернулся.

– Святой отец, вам придется поехать в замок. Именем барона.

Он перевел тяжелый взгляд на трактирщицу и ее растерянного Гаспара:

– Будете болтать – язык отрежу. Отдайте клинок.

Мужчина затряс головой, как лошадь, и секунду спустя кинжал, похожий на звериный клык, перекочевал в руки стражника.

Они ушли.

С улицы донеслись скрип повозки и цоканье копыт.

Трактирщица с ужасом смотрела на испачканную солому с опустевшей лежанки да на небольшую лужицу воды, в которую превратилась натекшая с покойницы кровь.

Глава 22

Согласие

– Это меняет дело. Это в корне меняет дело, – тучный мужчина, облаченный в черную рясу, с отделанным эмалью крестом, бросил на собеседника короткий взгляд. Говорил он немного в нос, и от этого речь его звучала невнятно. К тому же он имел привычку странно растягивать некоторые слова, отчего собеседники то подозревали в его речах неуместную иронию, то обвиняли его в принадлежности к виноватому во всем народу.

– Да, отец Виталий. Мне с самого начала казалось, что развязка ждет нас в Москве. И поездка дьякона не так уж и уместна, учитывая его недисциплинированность.

– Ну, вы уже и в волюнтаризме нашего бедного семинариста обвиняете, – из-под тяжелых набрякших век издевательски сверкнули выпуклые глаза.

«До чего же все-таки отец председатель смахивает на пекинеса», – подумал про себя собеседник в такой же черной рясе, правда фигурой в пику первому – высокий и худощавый. В отличие от брюнета отца Виталия, его голову венчали вьющиеся седые локоны, зачесанные с высокого лба. «Может, и еврей, а уж выглядит как татарин. И борода не Ааронова», – при этих, вовсе недостойных секретаря, мыслях, протоиерей Викентий отчего-то развеселился и посмотрел на отца Виталия со встречной издевкой.

– Это вам не Ксения Собчак, – отчего-то обронил он, видимо намекая на какую-то давнишнюю историю. У семинариста, между прочим, отец в неканонизированных святых ходит, а брат – преосвященный. Этих Тимофеевых в каждой епархии по штуке.

– Значит, по-братски, так сказать, и разберутся, – отец-председатель тяжело повернулся на стуле, отчего тот жалобно заскрипел. – А другого тот бы к себе и не подпустил.

– Куем, стало быть, кадры? Пополняем ряды, так сказать? В лучших традициях этих стен? – отец Викентий обвел подбородком недавно отремонтированную приемную Отдела по международным контактам и сообразил, что допустил вырваться недопустимому. Теперь внезапно замолчать означало выдать испуг, а этого он позволить себе не мог. Хотя, что и говорить, испугался. При нынешнем – не то что при давешнем. Фонд «Согласие» негласно правил бал, или, выражаясь профессиональными жаргонизмами, сослужил у престола. Но по старой диссидентско-интеллигентской привычке остановиться Викентий уже не мог.

– Вы бы хоть бюстик Никодима куда сдвинули, – зачем-то добавил он и посмотрел в потолок.

Отец Виталий поднял собачьи глаза, припухшие и обведенные темными кругами, что выдавало в нем хронического почечного больного.