Книга Око за око - Евгений Санин

Она шагнула к двери, и привратник услужливо распахнул ее перед ней.

— Раба держать здесь до моего прихода! — приказала хозяйка. — А я пошла к архонтам!

— Зачем? — охнул побледневший Армен, напуганный приказом хозяйки.

— Затем, что ты покажешь им место, где тебя будут ждать пираты!

— Но это погубит твоего мужа!

— А может, я как раз и хочу этого! — усмехнулась хозяйка. — И вообще, что ты, раб, можешь понимать в делах свободных людей? Оставайся здесь и жди меня. Привратник накормит и напоит тебя!

Оставшись вдвоем с рослым рабом, Армен даже не притронулся к жареному мясу и вину, внесенному поваром из кухни.

— Ешь! — посоветовал привратник и завистливо покосился на кувшин. — Пей! Такое вино!..

— Пей сам! — отмахнулся огорченный Армен.

— Я бы выпил… — привратник оглянулся на дверь. — Да хозяйка…

— Скажешь ей, что это я!

— Слушай, а ты хороший раб! — оживился привратник, наливая себе полную кружку и залпом выпивая вино. Оглянувшись на дверь, налил еще и тоже выпил.

Спасительная мысль пришла в голову Армена. Он сам наполнил кружку и пододвинул ее своему охраннику:

— Пей!

— Ты х–хороший человек! — обрадовался захмелевший привратник, хватая кружку, и снова оглянулся на дверь.

— Пей! — успокоил его Армен. — Мало — так принеси еще один кувшин! Два! Три! Скажешь хозяйке, что все это я!

Через полчаса перед ним сидел совершенно пьяный человек.

— Так я пошел? — осторожно приподнялся Армен и сделал шаг к двери.

— К–куда? — дернулся раб, вскидывая и роняя голову на грудь.

— Туда! — с трудом сдерживая волнение, кивнул на улицу Армен.

— Ну и иди! Ик–к! — неожиданно согласился привратник. Ты хорош–ший — ик–к! — человек!

— Да и ты тоже хорош! — усмехнулся на радостях Армен, и глаза его — чего давно уже не случалось с ним — лукаво блеснули. — Да, и когда вернется твоя хозяйка, не забудь ей сказать, что все это выпил я!

К дому Квинта Пропорция он подоспел, когда солнце уже зависло над горизонтом, а воздух загустел, налившись предвечерней голубизной.

Привязанный цепью раб беззлобно тявкнул на него и красноречиво показал глазами на дверь. Обрадованный тем, что римлянин уже дома, Армен взялся за ручки двери и замер, услышав голос Гедиты, доносившийся из комнаты.

— Квинт! — кричала Гедита прерывающимся голосом. — Умоляю тебя: во имя вашей дружбы с Эвбулидом, ради моих детей — спаси его! Вспомни, что Эвбулид спас тебе жизнь под Карфагеном!

— Последний раз говорю тебе! — оборвал ее сердитый окрик Квинта. — И делаю это только ради дружбы с твоим мужем, — я не могу дать ему больше денег! У меня нет их сейчас в доме! Понимаешь, нет! Они были, но я вложил их в одно выгодное дело!

— Ну так одолжи! Ты ведь можешь… Тебе дадут…

— Мне — да! Но где гарантии, что деньги вернутся ко мне?

— Эвбулид приедет и отдаст…

— Да твой Эвбулид теперь не в состоянии даже расплатиться за свой долг! А тут — такие деньги! Дать тебе их — значит, просто выбросить их на ветер! Нет, как говорят у нас в Риме, кто не может расплачиваться кошельком — расплачивается собою!

— Квинт! Эвбулид расплатится с тобой, даже, как ты говоришь, собою! Но только здесь, у тебя, а не где–то на чужбине!..

— Кем он будет служить у меня? — усмехнулся Квинт. — Поваром? Садовником? Он же ничего не умеет, твой Эвбулид!

— Ну, хотя бы надсмотрщиком…

— Хотя бы! — язвительно передразнил Квинт. — Да ты знаешь, что эту должность мечтает получить у меня каждый раб!

— Но Эвбулид — не каждый! — вскричала Гедита. — И он не раб! — добавила она, вздрагивая от страшного слова.

— Нет, Гедита! — жестко произнес римлянин. — Надсмотрщик, даже самый свирепый и толковый, стоит семь, самое большее — десять мин! А тут — два таланта! Да на такие деньги я смогу купить столько надсмотрщиков, что их у меня станет больше, чем самих рабов!

— Но, Квинт…

— Что Квинт? Вот если бы ты или твоя старшая дочь Фила пришла ко мне вечером, и… — Квинт перешел на шепот, который прервал возмущенный возглас Гедиты:

— Да как ты смеешь? Ведь Эвбулид — твой друг! Нет! Никогда!!

— Тогда уходи! — отрезал Пропорций. — Я ничем не могу помочь тебе.

Дверь распахнулась, ударив Армена в плечо. Мимо раба, обливаясь слезами, пробежала плачущая Гедита.

— Погоди, боги еще накажут тебя! — обернувшись, прокричала она в сторону дома римлянина. — Они никогда не простят тебе этого!

— Да они даже не заметят этого с высоты своего Олимпа! — Захохотал ей вдогонку Квинт.

Армен проводил Гедиту растерянным взглядом, зажмурился, затаил дыхание. И — как заходят в холодную воду — вошел в комнату.

— Что, одумалась? — довольно проворчал стоящий спиной к двери римлянин. Обернулся. И недовольно поднял бровь, увидев Армена:

— О! А тебе что здесь надо?

— Господин! — упал на колени Армен. — Пощади моего хозяина, своего друга…

— Как! И ты за тем же?!

— Да…

— Значит, пощадить?

— Да! Да, господин!!

Армен подполз к римлянину и стал хватать его за край белоснежной туники, целовать сапоги.

— Он такой беспомощный, такой человечный… — бормотал он.

— А я? — нахмурился Квинт.

— И ты человечный! Поэтому поможешь…

— Значит, человечный?

Квинт хлопнул в ладоши, и в комнату вошли несколько молчаливых рабов во главе с рослым вольноотпущенником.

— А ну–ка, всыпьте ему хорошенько! — приказал им Пропорций. — Чтобы он оценил мою человечность!

Вольноотпущенник приподнял Армена за ворот, проволок по комнате и с силой ударил лицом о стену. Армен вскрикнул от боли и увидел, как темнеет яркое пламя от бронзовых светильников. Один из рабов, подскочив к нему, ударил его носком тяжелой сандалии в бок. После этого удары посыпались на него безостановочно. По плечам, спине, груди…

Сжав руки на животе, чтобы не выпали тяжелые кошели с золотом, Армен покорно сносил их, чувствуя, как угасает сознание.

— Постойте! — услышал он откуда–то издалека голос Квинта. — Ну, что скажешь теперь? Оценил мою человечность?

— Да, господин… — боясь выплюнуть на пол заполнившую рот кровь и глотая ее, прошептал Армен. — Ты — человечный, и ты помо…

— Продолжайте! — обрывая его на полуслове, скомандовал римлянин.

Еще несколько сильных ударов потрясли тело раба.

— Ну? — склонился над ним Квинт.