Книга Третий шимпанзе - Джаред М. Даймонд

С точки зрения сторонников прогресса, в духе которой воспитывался и я, кажется глупым вопрос о том, почему почти наши предки, охотники и собиратели, стали заниматься земледелием. Конечно же, они перешли к земледелию, поскольку это эффективный способ получать больше пищи, вкладывая при этом меньше труда. Культивируемые человеком растения дают с акра намного тонн урожая больше, чем мы могли бы набрать диких кореньев и ягод. Представьте, как дикие охотники, уставшие от поисков орехов и беготни за дикими животными, впервые неожиданно увидели сад, увешанный плодами, или пастбище, полное овец. Сколько, по-вашему, миллисекунд потребовалось этим охотникам, чтобы оценить преимущества сельского хозяйства?

Сторонники прогресса в своих рассуждениях идут дальше и ставят в заслугу земледелию возникновение искусства, благороднейшего проявления человеческого духа. Поскольку зерновые пригодны к хранению, поскольку на выращивание пищевых продуктов в садах требуется меньше времени, чем на поиски в джунглях, земледелие высвободило время, которого были лишены охотники и собиратели. А наличие свободного времени крайне важно для того, чтобы иметь возможность создавать произведения искусства и наслаждаться ими. В конечном счете, именно сельское хозяйство, принеся нам этот величайший дар, позволило построить Парфенон и написать мессу си-минор.

Среди остальных важных культурных особенностей человека земледелие возникло позднее остальных, зародившись всего лишь 10 000 лет назад. Ни у кого из наших родичей-приматов нет ничего, даже отдаленно напоминающего земледелие. В поисках наиболее близких прецедентов в животном мире мы должны обратиться к муравьям, так как они изобрели не только одомашнивание растений, но и одомашнивание животных.

Одомашнивание растений практикуется группой из нескольких десятков родственных видов муравьев Нового Света. Все эти муравьи выращивают особый вид дрожжей или грибов в огородах внутри муравейника. Вместо того чтобы пользоваться естественной почвой, каждый вид муравьев-садоводов подготавливает особый тип компоста: некоторые муравьи делают посадки на экскрементах гусениц, другие — на трупах насекомых или мертвой растительной массе, а еще один вид (так называемые муравьи-листорезы) — на свежих листьях, стеблях и цветках. Муравьи-листорезы, например, отщипывают кусочки листьев, мелко их «нарезают», соскребают с них посторонние грибки и бактерии, и уносят эти кусочки в подземные помещения. Там кусочки листьев размельчаются и превращаются во влажные катышки пастообразной консистенции, удобренные слюной и экскрементами муравьев, после чего в них высевается предпочитаемый вид грибка, который и составляет основной или единственный вид пищи. Подобно тому как садоводы выпалывают сорняки, муравьи постоянно удаляют всякие споры или нити грибницы других видов грибов, которые обнаруживаются на пасте из листьев. Когда матка муравьев покидает колонию, чтобы основать новую, она несет с собой рассаду ценного гриба, подобно тому как люди-первопроходцы везут с собой семена для посева.

Что касается одомашнивания животных, муравьи получают концентрированные сахаросодержащие выделения, так называемую падь или медвяную росу, от различных насекомых, начиная от тлей, гусениц и мучнистых червецов до щитовок, горбаток и слюнявиц. В благодарность за медвяную росу муравьи защищают своих «коров» от хищников и паразитов. Некоторые тли стали практически во всем схожи с привычными людям сельскохозяйственными животными: у них отсутствуют собственные средства самозащиты; они выделяют из ануса медвяную росу, а особенности анатомии ануса позволяют удерживать выделившуюся каплю на месте, чтобы ее успел выпить муравей. Чтобы подоить своих «коров» и стимулировать выделение медвяной росы, муравьи гладят тлей усиками. Некоторые муравьи держат тлей в муравейнике в течение зимних холодов, а затем весной относят тлей, на подходящем этапе их развития, в нужное место на правильно выбранном пищевом растении. Когда у тлей наконец вырастают крылья и они отправляются на поиски нового жилища, некоторым улыбается удача — их находят и «берут под опеку» муравьи.

Человек, конечно же, не унаследовал одомашнивание растений и животных напрямую от муравьев, но изобрел его самостоятельно. В действительности, лучше говорить не об изобретении, а о постепенном возникновении земледелия, поскольку наши первые шаги в этом направлении не являлись сознательными экспериментами, имевшими какую-либо четко поставленную цель. Сельское хозяйство выросло из некоторых форм поведения человека и из реакций или изменений растений и животных, которые неожиданно привели к их одомашниванию. Так, например, приручение животных частично произошло от привычки содержать пойманных диких животных в качестве домашних питомцев, а частично от того, что дикие животные находили выгодным пребывать вблизи от людей (например, волки шли следом за охотившимися людьми и подбирали раненную добычу). Точно так же, на ранних этапах одомашнивания растений люди собирали дикие растения и выбрасывали семена, которые оказывались, пусть и ненамеренно, посеянными. Неизбежным результатом этого стала неосознанный отбор тех видов, а также отдельных экземпляров растений и животных, которые могли быть наиболее полезными человеку. Впоследствии селекция и уход стали осуществляться сознательно.

А теперь вернемся к позиции прогрессивистов в отношении нашего сельскохозяйственного переворота. Как я говорил в начале этой главы, мы привыкли полагать, что переход от образа жизни охотников и собирателей к сельскому хозяйству принес человечеству здоровье, долголетие, безопасность, свободное время и великое искусство. Основания для такой точки зрения кажутся весьма весомыми, но доказать их очень трудно. Каким образом можно показать, что 10 000 лет назад жизнь людей стала лучше, когда они от охоты перешли к сельскому хозяйству? До последнего времени археологи не могли получить ответ на этот вопрос непосредственными методами. Приходилось прибегать к косвенным способам проверки, и результаты (к общему удивлению) не подкрепляли представлений о земледелии как об исключительно полезном для человека явлении.

Вот пример одной из таких косвенных проверок. Будь интуитивно понятно, насколько замечательным изобретением является земледелие, мы могли бы предполагать, что оно распространится быстро, сразу же после своего первоначального появления в каком-либо регионе. В действительности, археологические свидетельства говорят о том, что земледелие продвигалось по Европе буквально со скоростью улитки: всего лишь 1000 ярдов в год! Возникнув на Ближнем Востоке около 8000 лет до н. э., земледелие поползло в северо-западном направлении, достигло Греции около 6000 до н. э., Британии и Скандинавии — 2500 лет спустя. Вряд ли мы разглядим здесь огромный энтузиазм. Совсем недавно, в XIX веке, все индейцы Калифорнии, ставшей ныне плодовым садом Америки, оставались охотниками и собирателями, хотя и знали о существовании земледелия, так как осуществляли обмен товарами с индейцами Аризоны, занимавшимися сельским хозяйством. Так что же, индейцы Калифорнии настолько не замечали собственной выгоды? Или же, напротив, им хватило проницательности увидеть за сияющим фасадом земледелия те недостатки, с которыми имеем дело мы, купившиеся на красивые обещания?

Другая косвенная проверка взглядов тех, кто убежден в благе прогресса, состоит в том, чтобы оценить, вправду ли сохранившиеся по сей день охотники и собиратели живут хуже земледельцев. В наше время в разных уголках земного шара, в основном в районах, непригодных для земледелия, обитают несколько десятков групп так называемых «первобытных людей», например, бушмены пустыни Калахари. Как ни удивительно, оказывается, что у этих охотников, как правило, имеется свободное время, они хорошо высыпаются и трудятся не больше своих соседей-земледельцев. Так, известно, что в среднем на добывание пищи у бушменов уходит в неделю от двенадцати до девятнадцати часов; многие ли из моих читателей могут похвастать такой короткой трудовой неделей? Как сказал один бушмен в ответ на вопрос, почему его племя не последовало примеру соседних племен, занимающихся земледелием: «Зачем сажать, если в мире так много орехов монгонго?»