Книга Посредник - Ларс Соби Кристенсен

Потом гроб вынесли из храма. Начался дождь. Пастор шагал впереди по мокрой траве. За ним следовала вереница черных зонтиков. Могильщики опустили Веронику Миллс в землю. Погребальные церемонии закончились здесь, у могилы, думали люди, но нет, это было еще не все. Мистер Миллс подошел к Пастору:

– Какого черта ты имел в виду?

– Не будем сквернословить, хотя…

– Какого черта ты имел в виду? Простите ей! Ей нечего прощать! Что, черт возьми, ты имел в виду?! В чем согрешила моя девочка?

– Мистер Миллс, я глубоко сожалею, если…

– И какие такие тяготы она взяла на себя?

– Я говорю образно, мистер Миллс.

– Мы все делали для дочери! Все! Не было у нее тягот! И мне плевать, что ты говоришь образно! У моей дочери тягот не было! Я требую, чтобы ты взял эти слова обратно. Ты чернишь ее память!

– Мои убогие слова могут очернить разве что меня самого.

Мистер Миллс поднес кулак к лицу Пастора:

– Я мог бы подать на тебя в суд. Но пусть тебя покарает Бог.

Он отвернулся и пошел следом за женой. Фрэнк, Шериф и Доктор смотрели на Пастора, который, съежившись под дождем, тупо глядел на могильщиков, засыпбвших землей гроб и цветы. Скоро они закопали могилу. Надгробие уже изготовили: огромное, из белого мрамора, с портретом Вероники и скульптурной птицей наверху. Шериф подошел к Пастору:

– Неважно себя чувствуешь?

– Да нет. Почему?

– Потому что выглядишь неважно. Вдобавок мистер Миллс прав. Ты наговорил лишнего. Господи! Тяготы!

– Мне казалось правильным употребить…

– Казалось? Речь идет об отчаянии родителей! Об отчаянии всего Кармака! Ты же все равно что объявил, что их дочь покончила с собой! А вторая девушка потерпела неудачу!

Пастор склонил голову, словно не знал, упорствовать ему или смириться.

– Моя светлая душа бросает тень, – прошептал он.

– Прости?

– Девочка. Она так сказала. Светлая душа Вероники бросала тени. Они понимают куда больше нас. Эти юнцы. Куда больше.

Шериф ткнул пальцем Пастору в лоб:

– Радуйся, что отвечать будешь перед Богом, а не перед мистером Миллсом.

Тут у Шерифа зазвонил телефон. Звонили из больницы Пресвятой Девы Марии. Отец Стива, Мартин Миллер, скончался. Они оставили Пастора под дождем, поехали в больницу. По дороге не было сказано ни слова. У Фрэнка возникло неприятное предчувствие. Последний раз он поссорился с Мартином. Теперь уже не помиришься. Медбрат нашел Мартина мертвым в кресле у койки Стива, около двенадцати дня. Видимо, смерть не застигла его врасплох. Он оставил письмо. Оно лежало на ночном столике, как и шариковая ручка, которой Мартин его написал. Письмо гласило, что он, Мартин Миллер, желает, чтобы его кремировали, а прах развеяли над Снейк-Ривер там, где его участок выходит к берегу. Кроме того, он отказал Фрэнку Фаррелли дом, имущество, проигрыватель и Стива. Фрэнк не на шутку разозлился. Он не желал ничего наследовать. Только этого ему недоставало! Мартин поступил так со зла, взял и свалил все на него. На секунду у Фрэнка возникло отчетливое ощущение, что Стив лежал там, хихикал и придумывал шуточку, над которой весь Кармак обхохочется, ведь он вроде как усмехается там, среди путаницы проводов?

– Стив! – окликнул Фрэнк. – Ты слышишь меня?

Но ответа не получил. Взял под мышку проигрыватель и «Blue Skies», оставил Стива, спустился к машине и поехал домой. На кухне сидели мать и Бленда, обе по-прежнему в черном, пили кофе и болтали. Фрэнк остановился. Он ее не приглашал. Мать пригласила. И Бленда впервые пришла к нему домой в его отсутствие.

– Что это у тебя? – спросила мать.

– Проигрыватель.

– Вижу. Ты его купил?

– В наследство получил.

Фрэнк поставил проигрыватель на плиту, сел, но не к столу, а у окна.

– В наследство? От кого же?

– От Мартина.

– Мартин умер?

– Ясное дело, умер. Раз я получил в наследство проигрыватель.

– Ты что-нибудь еще унаследовал?

– Могла бы сама догадаться.

– Не говори со мной в таком тоне при Бленде.

– А не при Бленде ты бы не возражала?

Бленда встала, взяла сумку, висевшую на спинке стула.

– Сожалею насчет Мартина, Фрэнк.

– Тебе незачем уходить.

Чуть помедлив, Бленда опять села.

– Мы ждали тебя, – сказала она.

На столе стояли три чашки. Мать налила кофе, отнесла ему. Кофе остыл. Время близилось к пяти. Около половины шестого надо покормить Марка.

– Я унаследовал бензозаправку и усадьбу, – сказал он.

Мать молчала, ожидая продолжения.

– Может, перееду туда, буду сидеть на веранде, заделаюсь крестьянином.

– Стив покамест жив. Следи за своим языком.

– Вообще-то, я и его унаследовал.

В тот день, когда предстояло развеять над рекой прах Мартина, пришла зима. Стоя на берегу, они мерзли. Священник открыл чемоданчик с урной, передал ее Фрэнку. Тот отвинтил крышку. Вот так высыпают прах, останки человека? Нельзя же просто вытряхнуть. Ведь все попадет на землю или в худшем случае ему на ботинки. Надо подойти как можно ближе к реке, взять урну обеими руками и размахнуться. Зря он надел выходные ботинки. Тут даже прочной опоры под ногами толком не найдешь. Бленда отошла в сторонку, прикрыла рот и нос носовым платком. Пастор пробормотал несколько бессвязных слов, которые никого не интересовали, и перекрестился. После похорон Вероники Миллс он был на себя не похож. Шериф теребил в руках большую меховую шапку, Доктор с отсутствующим видом смотрел в небо, казался безразличным. Фрэнк чуть не уронил урну. Пальцы закоченели и плохо слушались. По милости Мартина им было нелегко. Но кого сейчас жаль больше всех? Больше всех жаль Фрэнка Фаррелли. Мертвые жалости не вызывают. Мертвые ничего не знают. Мертвые уже все забыли. Фрэнк снова взмахнул было урной.

– Погоди! – крикнул Доктор.

– Что такое?

– Погоди, пусть ветер изменится. Иначе весь Мартин окажется на тебе.

Фрэнк поставил урну, жалея о давешней ссоре с Мартином. Ну что бы Мартину не писать этого треклятого письма. Что проку-то? Неужто нельзя оставить живых в покое? Ветер упорно не менялся. Дул с запада, студил лица. Повернуться придется Фрэнку, а не ветру.

– Хочу только обратить внимание, что, собственно говоря, это запрещено, – заметил Шериф. – Вот так оно обстоит.

Доктор рассмеялся:

– Запрещено? Где это написано?

– Есть какое-то распоряжение Ведомства защиты природы.

– А прах Мартина не природа?