Книга Холод - Андрей Геласимов

Едва машина выскочила на загородный тракт, Тёма начал показывать характер. Объезжая неровности дорожного покрытия, он то и дело бросал автомобиль на обочину, где его начинало колотить по глубоким выбоинам в замерзшей земле, как центрифугу в допотопной стиральной машине. Японцы, конечно, строили свой аппарат в расчете на бездорожье, но про обочины якутских дорог они узнать поленились. Филя хватался за ручку над головой, терпеливо подпрыгивал на сиденье, ощущая себя неправильно уложенным ветхим пододеяльником, и до поры до времени сдерживался, позволяя парню хотя бы таким способом высказать свое отношение к несправедливому и жестокому миру.

Впрочем, терпения хватило ненадолго. Стоило внедорожнику чуть сильней и чуть резче уйти вправо, как Филя крепко приложился виском к стеклу. Гулко стукнувшись головой об окошко, он зашипел, чертыхнулся и отвесил Тёме хороший подзатыльник. Тот сначала втянул голову в плечи, как черепаха втягивает ее в панцирь, а затем неожиданно бросил руль, закричал что-то и, развернувшись всем телом к пассажирскому сиденью, начал хаотично тыкать Филю обеими руками, словно тушил внезапно возникший в машине пожар. Делал это он так горячо и так беспорядочно, продолжая при этом неразборчиво что-то кричать, а Филя настолько был застигнут врасплох, что ни тот ни другой не видели выскочившего из тумана и уже наваливающегося на них сзади «КамАЗа».

Оглушительный рев гудка на мгновение парализовал обоих, но уже в следующее мгновение Филя рванул руль на себя, и внедорожник окончательно соскочил с полотна. Машина полетела по полю, Тёма вцепился наконец в руль, однако возвращаться к дороге явно не собирался. Отклоняясь по целине все дальше и дальше от трассы, он правил куда-то в туман, как будто уводил утлое суденышко в открытое море. Машину подбрасывало, Филя хватался за ручку и уже не понимал, в какой стороне берег, вернее, то, что могло здесь играть роль берега, твердой суши, надежной и крепкой земли.

Тёма с искаженным от злобы лицом бормотал что-то себе под нос, утапливая педаль газа все глубже и глубже в пол. Машина неслась в никуда, а Филя с отчаянно бьющимся сердцем, и в то же время оцепенев, смотрел в туман перед собой в ожидании бетонного забора, глухой стены или дерева. В конце концов это оказалась яма.

Машина, как лодочка в распахнувшуюся перед ней зыбкую бездну, нырнула капотом вниз. Филино сердце куда-то уехало. Ремень безопасности, выламывая ключицу, рванул назад изогнувшееся от напряжения тело. Голова, как футбольный мяч после удара по воротам, совершенно самостоятельно полетела куда-то вперед, пока ее не остановила бесконечно вытягивающаяся, но еще не готовая разорваться шея. Филя услышал, как надсадно треснуло в считаных сантиметрах перед его лицом лобовое стекло, и после этого всё исчезло.

* * *

Сознание вернулось к нему через несколько секунд. Возможно, даже в следующее мгновение. Филе показалось, что он еще слышит последние такты работы двигателя. В недрах автомобиля что-то еще ворочалось, невнятно шумело, но потом стукнуло, и воцарилась полная тишина. Она хлынула снаружи в накренившийся внедорожник, подобно темной воде, которая устремляется в пробитый трюм терпящего крушение судна.

Филя решил, что от удара оглох, поэтому удивился, когда услышал свой стон. В такой невесомой удивительной тишине стон прозвучал вульгарно. Противный скрипучий звук на фоне чистейшего безмолвия. Филя поморщился, и в этот момент его догнала жуткая боль.

Он снова застонал и повернул голову. Сломанная ключица не позволила ему увидеть всего Тёму – только странно подогнутое колено и лежавшую на нем без движения правую руку. Все остальное пряталось от Фили там, где была боль.

Замерев на секунду, а потом все же двинувшись навстречу огненному всполоху, он потянулся к юноше, вскрикнул от яростной боли, пробившей ему правое плечо, и схватил Тёму за руку. Тот не шевельнулся. Рука его осталась безжизненной.

Скрипя зубами, постанывая и прерывисто дыша, Филя целую минуту возился с ремнем безопасности, пока наконец его не расстегнул. Это позволило ему дотянуться до ключа в замке зажигания. Он понимал, что двигатель надо немедленно запустить. Иначе температура в салоне скоро станет такой же, как и снаружи. Необходимо было сохранить в машине тепло.

Тёма все еще не приходил в себя, но был жив. Филя видел, что он дышит. С губ юноши срывался едва заметный пар. Судя по этому пару, Филя пробыл без сознания дольше, чем ему показалось. В машине становилось прохладно. Надо было спешить.

Повертев ключ и ничего не добившись, он вспомнил про телефон Тёмы. Пару часов назад тот работал, значит, можно было вызвать кого-нибудь на помощь. Однако в карманах у юноши телефона не оказалось. Филя напрягся и заглянул за сиденье, рассчитывая на то, что Тёма мог уронить мобильник, пока находился сзади, но и там ничего не было.

Он посидел неподвижно, пытаясь сосредоточиться и понять, куда могла деться трубка, а потом, как при свете яркой вспышки, увидел Тёмину куртку, упавшую с его головы на тротуар, когда он вытаскивал парня из машины во дворе Ларисы Игнатьевны. Телефон, скорее всего, остался именно в ней – в этой глупой, никчемной куртке. Не подняв ее там, Филя обрек их обоих на самую печальную участь.

«Узнаешь теперь, что было с теми… – шевельнулось у него в сердце. – Что они чувствовали… Те, кто…»

По какой-то причине он даже про себя никак не мог назвать замерзших в машине людей и поэтому застрял на безликом «те», словно все еще прятался от них, пытаясь укрыться за то, что он их не знал, а раз так, то и людьми они были только в очень общем, абстрактном смысле.

«Примерно, как ты сейчас, – мелькнуло у него в голове. – Абстрактный, никому не нужный чувак, который скоро замерзнет в абстрактной машине».

Мысль о неминуемой смерти вернула ему силы. Филя встрепенулся и левой рукой начал застегивать свою куртку. Надо было идти к трассе. Там ездили люди. Кто-нибудь остановится, и он приведет их сюда.

«Узнаешь теперь…» – снова прозвучало у него в голове, но он отогнал это.

Молния на куртке ему никак не давалась, нужна была помощь правой руки, поэтому в конце концов он выпрыгнул на снег, так и не застегнувшись. Холод стальными клещами стиснул ему грудную клетку. Филя, как мог, запахнул куртку и, прижимая болтающиеся полы левой рукой, двинулся в сторону трассы.

Туман к этому времени из густого и темного киселя, каким он был утром, превратился в полупрозрачный рисовый отвар, и Филя мог уже разглядеть сквозь него кое-какие окрестности. За спиной у него оставалась длинная линия невысоких, покрытых жидкой растительностью холмов. Прямо по курсу маячили опоры ЛЭП, в которые Тёме посчастливилось не врезаться, когда они соскочили с трассы. Впрочем, если бы внедорожник ударился в одну из этих опор, Филе сейчас до дороги было бы гораздо ближе. Лишняя сотня метров играла большую роль.

Неловко развернувшись всем телом и посмотрев на брошенный автомобиль, чтобы запомнить его местоположение, он постарался прибавить шаг, но боль от этого стала донимать его сильнее. Через десяток метров он сдался и остаток пути брел как сомнамбула, стараясь не тревожить правую руку. К невероятному холоду в этом безбрежном поле добавилась легкая поземка, выжигавшая и без того обмороженное лицо. Чтобы хоть как-то спрятать его от этого ледяного напалма, Филя шел, сильно опустив голову и прищуривая глаза, а потому не сразу понял, что идет уже по трассе.