Книга Целуй и танцуй. В поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

— Он не может подарить тебе то, в чем ты нуждаешься, а я могу, — сказал он. И казался настолько искренним, что я начала чувствовать себя еще хуже. Разве я могу вот так прямо заявить, что он никак не может дать то, что мне нужно, потому что это мне уже дает Изекьель?

16 сентября 2000 года

Вчера Диего изменил тактику. Он сменил физическое давление на психологическое. Сказал, что, если я не желаю ложиться с ним в постель, он не желает заниматься со мной практикой. Что я говорила? А ведь меня нельзя назвать Эйнштейном. Я уже собиралась послать его к черту, как вдруг что-то удержало меня. Не уверена, что это такое было. Страх? Трусость? Жалость к неполноценным?

Предпочитаю думать об этом как о любви к танго.

Ради любви к танго я решила второй раз быть вежливой.

Но в одном можете быть уверены: третьего раза не будет. И не имеет значения, насколько я люблю танго, я люблю его не настолько сильно.

19 сентября 2000 года

Изекьель попросил меня одолжить ему немного денег. Сто пятьдесят песо. Ему необходимо купить костюм, ведь у него скоро выступление с Валерией в кафе, а ему нечего надеть. Из-за этого я почувствовала себя… несколько некомфортно. И не только потому, что деньги нужны ему для танца с ней. Мне хотелось помочь, конечно же, насколько возможно. Нет ничего в мире, чего бы я не сделала ради него. И он сам знает об этом. Но я не могу не задумываться о его мотивах. Неужели я похожа на дойную корову? Ну да, видимо, вопрос риторический. Конечно же, похожа.

Однако ни для кого из нас не будет лучше, если я соглашусь выполнить его просьбу. Ведь существует правило, которое так же верно для жизни, как и для танго: женщина должна хотя бы немного сопротивляться, чтобы мужчина не принялся наступать ей на ноги. Проблема: насколько сильно? Когда на самом деле стоит сопротивляться, а когда уступить? Я уже начинаю уставать от таких ситуаций, в которых я постоянно оказываюсь в проигрышном положении. Если я скажу «да», то, конечно, помогу ему, но создам прецедент. Он решит, что может положиться на меня тогда, когда ему не хватает денег (то есть всегда), а такое мне абсолютно не нужно. С другой стороны, не могу представить, что хорошего выйдет из моего отказа. (Знаю, какое создается впечатление, но если я все-таки решу снабжать его наличными, пусть моя щедрость не имеет ничего общего с чувством вины из-за произошедшего с Диего.)

Моника уверяет, что не стоит, и твердо отстаивает свою позицию. Даже пыталась убедить меня, чтобы я перестала встречаться с «мерзавцем» раз и навсегда (ее слова, не мои.) Но она ведь не знает, каково это: найти свою «половинку апельсина», как говорят аргентинцы. Даже если он не отвечает вашим прежним представлениям о второй половине.

30 сентября 2000 года

Я пошла в кафе «Данди», чтобы посмотреть, как Изекьель выступает с Валерией. Он выглядел таким привлекательным в новом костюме и даже не поблагодарил меня (да в принципе я не особенно рассчитывала на благодарность). Несмотря ни на что, я прекрасно знала, что ему приятно. Диего тоже пришел, но я пригласила его лишь потому, что мне нужен был еще кто-то, чтобы у нашего треугольника стало четыре угла. Мне казалось, я буду чувствовать себя просто ужасно, если просижу весь вечер одна, наблюдая за Изекьелем и Валерией. Мне была необходима моральная поддержка.

Когда началось выступление и погас свет, Диего сразу же воспользовался ситуацией и схватил меня за руку. Из-за такого вольного поведения мне пришлось шикнуть на него, и в ответ он принялся делать грубые замечания относительно манеры Изекьеля, и не прекращал своих оскорблений до конца представления. Какая ужасная идея попросить его прийти! Меня терзали еще большие сожаления, чем обычно, ведь мне следовало предвидеть такой исход событий. Как может неглупая в целом девушка порой превращаться в такую простофилю?

Изекьель и Валерия вместе смотрелись просто великолепно, но думать о них мне не хотелось. Демоны, которых, казалось, я истребила, вернулись со своим возмездием. Смотреть, как они танцуют вместе, сущая пытка. Я пыталась спасти нашу дружбу, избавившись от неблагородных мыслей, но в последнее время это мне не удается. Я начинаю недолюбливать Валерию. Очень сильно. Ну вот, я произнесла это вслух. Сказать по правде, я буквально ненавижу ее. Я ненавижу ее попку идеальной формы, похожую на персик. Ненавижу ее идеальные длинные ноги. Ненавижу ее идеальные светлые волосы. Ненавижу ее идеальную длинную шею (которая просто напрашивается, чтобы я свернула ее.) Больше всего я ненавижу ее идеальное танго. Я никогда не ненавидела никого столь совершенного за всю свою жизнь. Моя неприязнь уже столь велика, что, если бы у меня были иголки, я бы стала практиковать вуду, втыкая их в куклы, на которых написано ее имя. Хорошо, что я не умею шить. Я так стыжусь своих злобных намерений, что постоянно льщу ей и пресмыкаюсь, чтобы хоть как-то компенсировать собственные чувства. Поверьте, я никогда не производила впечатление более внимательной подруги.

— Мои поздравления! Ты просто потрясающе танцевала! — принялась восторгаться я. Да она и сама это знала.

— А что насчет меня? — спросил Изекьель.

— Ты лучший, и сам это знаешь, — сказала я, на мгновение забыв, что сижу рядом с Диего, и быстро поправилась: — То есть, хочу сказать, ты был великолепен.

Мужчины немного поговорили на профессиональную тему, сравнивая исполнение некоторых танцевальных фигур. Время от времени Диего под столом гладил мою ногу своей ногой, а я пыталась оттолкнуть его. Изекьель, как казалось, абсолютно не замечал происходящего. А может, ему просто было безразлично?

Пока мужская половина нашего квадрата беседовала, я выслушивала жалобы Валерии на боль в спине. Не помню, чтобы она когда-нибудь не жаловалась на какую-нибудь боль: если не спина, то голова, если не голова, то нога. Я выслушивала ее с поистине ангельским терпением. Ладно, скажу немного по-другому: с терпением человека, чья совесть нечиста. Однако мое терпение было вознаграждено. Изекьель постарался, когда мы наконец добрались домой. И снова моя душа — моя ужасная душа — успокоилась.

14 октября 2000 года

В пять двадцать три утра во вторник Изекьель ушел от меня. Тогда я еще не знала, что он ко мне не вернется. Мой взгляд только что скользнул по будильнику — именно так я поняла, который час. Итак, все произошло пятьдесят девять часов двенадцать минут назад, которые стали самыми долгими пятьюдесятью девятью часами двенадцатью минутами в моей жизни.

В то утро все казалось мне вполне нормальным. Мы заснули в объятиях друг друга, как обычно. Потом встали в два часа, как обычно. И я приготовила ему завтрак, как обычно. И он ушел на практику с Валерией, как обычно.

Но к девяти часам вечера он, как обычно, не явился домой. Я подождала до десяти, когда терпеть уже не осталось никаких сил, и позвонила Валерии.

— Che, Изекьель рядом? — спросила я самым будничным тоном.

— Конечно. Это тебя, — крикнула она. (Раздался такой звук, будто трубку нечаянно уронили, а затем передали другому.) Он был на другом конце линии, но даже не поздоровался.