Книга Чистилище. Дар учителей - Александр Токунов

Элькин был сионистом, но свой сионизм проявлял только тогда, когда это способствовало успеху дела. Он давно понял, что времена начинают меняться и далеко не всё зависит только от национальной принадлежности. Бизнес в России был безлик и некультурен – он это кожей чувствовал и поэтому всегда был осмотрителен в публичном высказывании своих предпочтений.

– Нам нужны будут два дня на подготовку, – резюмировал Бегемот. – Отправимся с небольшим сопровождением, двух БМП вполне хватит.

– А как же вертолёт? – начал Элькин.

– Коля, забудь ты про этот вертолёт! Сейчас единственный, кто умеет им управлять – заражённый. Да и людей туда поместится мало, а ведь никто не знает, что может случиться по дороге в Раменки. Знаешь, на броне оно как-то надёжней.

Элькин знал, что Бегемот вообще не любит летать, ни на самолётах, ни на вертолётах. Во-первых, просто боится, а во-вторых, даже кресла бизнес-класса были для него узкими. Элькин шутил, что с его-то, Бегемота, доходами и положением давно можно было купить себе личный самолёт с анатомически смоделированными креслами. Однако он понимал, что при своём внезапно ставшем шатким положении Буров не мог себе этого позволить. Одним словом, полёты – это была его фобия, а спорить с фобиями бесполезно.

– Дмитрий Оттович, я надеюсь, временное отбытие двух БМП не сможет повлиять на обороноспособность бункера?

Соболева Элькин недолюбливал и побаивался, поэтому предпочитал обращаться к нему исключительно на «вы» и только официальным тоном. Нельзя было допускать таких промашек, какую только что допустил Буров. Соболев был доверенным лицом президента, а с этим шутить нельзя, тем более когда они отправляются в Раменки. Старая вражда не должна сейчас вспыхнуть с новой силой.

– Вы абсолютно правы, Николай Аронович, – улыбнулся генерал Соболев, – я распоряжусь начать приготовления.

Что-то нехорошее промелькнуло в этой улыбке.

Вечер прошёл для Клёна в непривычном формате: пришлось приводить в порядок все апартаменты ВИПа как обычному полотёру. Впрочем, бывало и хуже. От этого не переломишься. Они испугались, это главное. Теперь всё идёт по плану, осталось недолго.

Они возьмут с собой Соболева, но что поделать, на войне потери неизбежны. Он будет в числе тех восемнадцати человек, которым тоже придётся отправиться на смерть. Но это были неизбежные потери: если сейчас не уйдут они, погибнет весь бункер. Они герои, герои необъявленной войны, хотя сами так и не узнают об этом.

Проходя по коридору, Клён услышал знакомую мелодию и звуки протяжно завывающей еврейской скрипки. «Фэйгалэ моя… Был один еврей, говорил, что всё проходит». Он ощутил приступ ярости, но не подал виду и принялся с удвоенным усилием протирать пол у входа в комнату Элькина. «Было время, были силы, а теперь не тот». Да уж, было время, но твоё время скоро закончится, особенно если так пить.

Клён приоткрыл дверь, изобразив неловкое движение, будто хотел протереть около порога. То, что он увидел, полностью подтвердило его предположение: Элькин топил горе в вине. В центре комнаты стоял стол, заваленный пустыми бутылками из-под дорогих спиртных напитков, однако самого «тела» обнаружить в полутёмном помещении комнаты сразу не удалось. В чём только до конца не был уверен Клён – проблевался ли Элькин или нет. Это его интересовало лишь в том смысле, придётся ли ему убирать рвотные массы за этим важным обитателем ВИП-сектора убежища.

Он подумал о том, что Элькин полностью соответствует его образу идеального врага: наживший своё богатство на ростовщическом деле, заинтересованный лишь в приумножении своих богатств, беспринципный и в то же время недальновидный и туповатый. «Как человек может дойти до такого? И вообще, человек ли он? Или дьявол из числа людей…»

Но Элькин пил не один. Его собутыльник как раз отлучался в уборную. Вернувшись, Аликберов допил оставшийся в стакане коньяк. Элькин был уже под столом – не выдержал марафона. На Аликберова нахлынули мутные мысли: кто он теперь? Всё, что у него осталось, – это служебный автомобиль, брендированный набор клюшек для гольфа, пара костюмов да обручальное кольцо с бриллиантами от дорогого итальянского ювелирного дома. Жена ушла от Аликберова ещё полтора года назад, как раз после того позорного провала с Осколково. Двадцатидвухлетняя модель нашла себе более успешного мужчину, а Аликберов продолжал носить кольцо по старой памяти, чтобы выглядеть солидным семейным человеком.

У бывшего вице-премьера за долгие дни пребывания в бункере уже выработалась привычка каждый вечер заходить к Элькину на бутылочку-другую. Вечера плавно переходили в ночи, и тягостные мысли отступали.

Когда-то они с Колей начинали дело по распилу Осколково вместе. Дела Элькина тогда шли в гору, и бизнесмен решил обратить внимание на инновации.

Их обоих радовало, что всё это скоро закончится, но Коля ещё не мог примириться с потерями, он заплатил слишком дорогую цену. Это были первые их посиделки с того самого кошмарного дня.

Почти не говорили, только пили одну за одной, поминали. Рука уже почти не болела, стало веселее. Ничего, скоро весь этот кошмар и этот осточертевший бункер останутся далеко позади, и он займёт причитающееся ему место в Раменках. Скоро всё изменится…

Когда Николай вошёл в комнату оперативного планирования, как пафосно назвал её ординарец Соболева, группа была в сборе. Николай облегчённо выдохнул: все бойцы их группы были одеты в обычный камуфляж. Николай переживал по поводу распоряжения явиться в парадной форме. Из формы как таковой у него были два спортивных костюма, захваченных им из общежития МГУ. Костюм, который он сшил этим летом в Индии и в котором приехал в бункер, изрядно истрепался. Ни первые, ни второй на роль парадной формы не годились, поэтому, поразмыслив немного, он решил идти в том же камуфляже, который обычно надевал в бункере, то есть переодеваться ему не пришлось.

В комнате уже были: бывший командир аэропорта «Быково» подполковник Зуров, командир воинского соединения, охранявшего периметр, полковник Пальшин, майор Смирнов из ГРУ, Ахмад, Цессарский, Клён и ещё несколько человек, которых Николай не знал. Выяснить фамилии незнакомых присутствующих Николай не успел, дверь открылась, и вошёл Соболев. Он единственный из всех был одет в парадный мундир. На золотых погонах были золотом вышиты по одной большой звезде и маленькая звёздочка в золотом венке из листьев.

– Какое у него звание? – прошептал Николай, толкнув Ворона локтем.

– Генерал армии, – одними губами ответил Ворон.

– Позвольте мне, господа, – произнёс Соболев, – как высшему командиру, находящему в бункере ЦКБ, зачитать приказ. Являясь командиром в высшем воинском звании, я, Соболев Дмитрий Оттович, генерал армии, принимаю на себя командование воинскими соединениями, находящимися в бункере ЦКБ и на периметре ЦКБ, и приказываю. Первое: создать единое воинское соединение на базе военнослужащих, находящихся в бункере ЦКБ и поликлинике ЦКБ. Командиром единого воинского соединения назначаю себя. Второе: за проявленную отвагу присвоить воинские звания: Николаеву Максиму Максимовичу – внеочередное звание полковника, Курту Вайсу – внеочередное звание полковника, Краснову Александру Ильичу – звание майора, Воронову Владимиру Сергеевичу – звание майора, Ивлеву Ростиславу Петровичу – звание капитана, Севастьянову Петру Никифоровичу – звание старшего лейтенанта, Акиншенко Петру Серафимовичу – звание старшего лейтенанта, Яблоневу Петру Ивановичу – звание старшего лейтенанта, Захарову Николаю Михайловичу – звание лейтенанта.