Книга Красавица в черном - Николь Берд

Вечером Джон съел немного супа. Ночь он провел беспокойно. При первых лучах зари, пробившихся через закрытые ставни, он открыл глаза, оглядел затемненную комнату и, вспомнив, где находится, нахмурился.

Крошка, лежавшая на коврике, тотчас же подняла голову, вскочила и подбежала к нему, виляя хвостом.

– Скоро ты пойдешь на прогулку, – сказал он ей. – Я пока не могу повести тебя сам и жалею об этом, как никто другой.

Печально глядя на него карими глазами, собачка вновь легла. Размышляя над ситуацией, Джон подумал, что и сам, должно быть, выглядит таким же удрученным, как Крошка. Ему не терпелось вырваться из этого дома, хотелось покончить с неведомой опасностью и освободиться от злосчастной помолвки.

И ему не хватало рядом Марианны Хьюз. Не хватало ее мелодичного голоса, благоухания ее тела, ясного выражения ее лица и выразительных серо-голубых глаз. Ему хотелось снова созерцать украдкой изящные очертания ее фигуры, которые так возбуждали его, прикасаться к ее руке, помогая входить или выходить из экипажа. Он хотел, чтобы она была сейчас рядом с ним, чтобы он был свободен и мог открыто ухаживать за ней.

Но все это казалось ему невозможным до тех пор, пока он не найдет и не остановит потенциального убийцу. Джон попытался приподняться на кровати и, слишком сильно опершись на раненую руку, сморщился.

Если он не найдет объяснение всем этим покушениям, то ни одному из его желаний не суждено сбыться. Он снова откинулся на подушки и задумался.

Через некоторое время в дверь тихо постучали.

– Войдите, – сказал он.

Дверь распахнулась, и в комнату заглянула Цирцея Хилл.

– Я пришла за Крошкой, – объяснила она.

– Вы рано встаете, – сказал Джон. Волосы девочки были наспех зачесаны назад, но из-под ленты выбилось несколько каштановых прядей. Он решил, что она сделала такую прическу специально.

– Утреннее освещение самое выгодное, – пояснила девочка. – Для художника.

Она и впрямь была самым необычным ребенком из всех детей, каких он встречал.

– Поскольку сам я в этом ничего не смыслю, то и не стану вам возражать, – ответил он вежливо.

– Да, это было бы глупо с вашей стороны, – ответила она деловитым тоном, скрасив грубость формулировки. – Раз уж вы сами признали, что не разбираетесь в живописи.

– А вы, разумеется, разбираетесь? – спросил он.

– Ну да. Хотя я, конечно, еще только учусь. Я хотела бы заниматься этим, но женщин обычно не берут учиться официально. Когда я вырасту, то обязательно уж что-нибудь придумаю. – Она говорила уверенно, но в устах такой пигалицы это вовсе не прозвучало смешно.

– Я тоже думаю, что вы своего добьетесь, – сказал Джон и покачал головой, удивляясь самому себе оттого, что разговаривает с ней как со взрослой. А она производила именно такое впечатление, и ничего с этим нельзя было поделать.

– Идем, Крошка, – позвала девочка. Собачка вскочила при ее появлении и с готовностью побежала на зов.

– Но вы пойдете на прогулку не одна? – спросил Джон, вспомнив об опасностях, о которых только что размышлял.

– Нет, Габриель мне запретил. Я только выпущу ее на задний двор, – сказала девочка. – На конюшне работают люди, да и горничные уже встали, чтобы принести воду и растопить камины. Потом, когда проснется Толменша, мы сходим в парк.

Джон проводил их взглядом и почувствовал себя еще более одиноким, чем прежде. С какой стати он так раскис? Плохо было то, что он никак не мог преодолеть слабость, а если он еще и не сможет держать в узде мысли… Как ему нужна сейчас Марианна! Ему так хотелось, чтобы она пришла!

Он сел на постели и поставил ноги на пол. Они его послушались, хотя и немного задрожали, когда он попробовал встать на них. Держась за кровать, он сумел пройтись взад и вперед вдоль комнаты, чувствуя, как возвращаются силы. Он смог даже самостоятельно взять горшок, деликатно спрятанный под деревянный комод. И с удовольствием подумал, что тело повинуется ему, как прежде.

Когда появился камердинер с теплой водой, то с удивлением увидел больного на ногах, хотя и нетвердых.

– Однако не усердствуйте слишком, милорд.

Джон кивнул, но тем не менее добавил:

– Принесите мне одежду.

Он ждал, что слуга заспорит, но тот поклонился.

– Хорошо, милорд. Позвольте я проверю повязку. Сэр Уильям Рейнольдс зайдет сегодня ближе к полудню, а после я займусь вашей одеждой и вашим завтраком.

Камердинер настоял, чтобы Джон вернулся в кровать, что тот и сам уже не прочь был сделать. Они сошлись на том, что Джону сегодня понадобятся только брюки и рубашка, а без сюртука и галстука он пока как-нибудь обойдется, поскольку лежать в них не слишком удобно.

Джон вдруг почувствовал, что желудок у него пуст, словно выброшенная на берег моря раковина. И в самом деле на подносе, который ему принесли вскоре, он нашел яичницу с ветчиной, пудинг, булочки. Это был настоящий пир по сравнению с жидкими бульонами и супами, которыми его потчевали два дня. Он смаковал каждый кусок. Когда лакей пришел сказать, что к нему посетитель, Джон с нетерпением уставился на дверь, позволив забрать пустой поднос.

Он с трудом скрыл разочарование, увидев в дверях Луизу Крукшенк в нежно-лиловом ажурном муслиновом платье, очаровательно подчеркивавшем ее нежную красоту.

– Дорогой лорд Гиллингем, как вы себя чувствуете? – взволнованно спросила она, растроганно раскрывая глаза. Он подумал о том, что хочет отделаться от нее, сказав какую-нибудь грубость, и q усилием сдержал раздражение.

– Спасибо, неплохо.

– Как подумаю, что в вас попала пуля, которая предназначалась мне… О Боже! Я не заслуживаю такой самоотверженности! – Она томно взглянула на него.

Джон не знал, как объяснить ей потактичнее, что его самопожертвование было непреднамеренным. Едва ли он мог увидеть летящую пулю, чтобы шагнуть ей навстречу.

– Это пустяки, – пробормотал он. – Я быстро поправляюсь.

Она мило улыбнулась.

– Я сейчас молюсь только о вашем выздоровлении. Клянусь вам, милорд, что никогда не забуду вашей заботы о моей безопасности.

Чудесно! Еще не хватало, чтобы она чувствовала себя обязанной ему. Джон беспокойно шевельнулся.

– Еще раз спасибо, но вам не следует находиться в моей спальне одной. Я не хочу, чтобы на ваше доброе имя упала хотя бы малейшая тень.

– Я так благодарна, что вы думаете в первую очередь обо мне! – воскликнула она. – Но я хотела зайти к вам одна, чтобы выразить свою признательность. Меня не волнует моя репутация, да и к тому же тетушка стоит в коридоре. Тетя Марианна, вы уже можете войти.

«Заходи же, – думал он нетерпеливо. – Ты так нужна мне, Марианна, любовь моя!»

Когда она вошла, он сразу заметил, что она ведет себя очень сдержанно. Джон понял, что больше не может выносить этого. Из них двоих вовсе не Марианне следовало держаться на заднем плане и отмалчиваться, когда кто-то другой претендует быть главной фигурой. Каждое ее слово заслуживало особого внимания. Сможет ли он когда-нибудь расставить все по своим местам?