Книга Страсть и судьба - Юджиния Райли

— Сара! — Со слезами на глазах Дэмьен обнял ее. — У меня сердце разрывается, как подумаю, что кто-то хочет причинить тебе зло. Ты точно не хочешь, чтобы я уволил Баптисту?

— Может, лучше поговорить с ней, предупредить? Завтра мы уже будем женаты, и тогда я буду чувствовать себя в безопасности.

— Верно. Ночью я буду охранять твою дверь, а потом съезжу в город за слесарем, чтобы он приделал к двери моей спальни хороший засов. Не беспокойся, в нашу брачную ночь нам никто не помешает.

Но в глубине души Сара все же была обеспокоена. Уместна ли здесь гуманность, привнесенная ею из XX века? Стоит ли сомневаться в Баптисте, если она явно виновна? Но нельзя же выгнать эту женщину — вдруг она не виновата? И потом, теперь с ней рядом будет Дэмьен.

Она несколько воспряла духом при мысли об этом.

Дэмьен расположился в кресле у Сариной двери, положив на колени пистолет. Он не сомневался, что именно Баптиста терроризирует Сару. У них действительно была связь, и в некотором смысле он был должником Баптисты. И все же зачем ей причинять зло Саре? Это он, Дэмьен, порвал с ней отношения, Сара за это не должна отвечать.

Утром он хорошенько допросит ее, и если его подозрения подтвердятся, то вышвырнет ее вон. Он не может рисковать жизнью любимой женщины и еще не рожденного ребенка.

ГЛАВА 25

Дэмьен одевался у себя, готовясь к венчанию: настроение у него было мрачное. После ужасного случая прошлой ночью он был готов сорваться в любую минуту.

Остаток ночи прошел спокойно, но тревога не оставляла Дэмьена. Утром он, прежде всего, пошел на кухню и поговорил с Баптистой. Та клялась и божилась, что она не виновата. Она умоляла не выгонять ее. Сам того не желая, Дэмьен был тронут, когда она сказала:

— Пожалуйста, мастер Дэмьен, мне некуда идти.

Колебания его усилились, когда он вспомнил о своих прежних отношениях с негритянкой. Несколько оттаяв, он сказал:

— Баптиста, я не хочу быть жестоким, но между нами все кончено. Ты знаешь, я никогда ничего не обещал тебе. Я люблю Сару, и она будет моей женой. Ты ничем не можешь помешать этому.

— Я знать, мастер Дэмьен. Только не надо меня выгонять.

— Ладно, — сдался он, в конце концов. — Оставайся пока что. Но если мисс Саре еще раз причинят какое-нибудь беспокойство, клянусь, я…

— Ничего больше не случаться с мисс Сарой.

Дэмьен угрожающе двинулся к ней.

— Значит, ты признаешь, что…

— Нет, сэр. Я не признавать ничего, но с мисс Сарой ничего не случаться. Я обещаю, мастер Дэмьен.

Дэмьен был несколько сбит с толку этим загадочным обещанием, тем не менее, позволил Баптисте остаться.

— Помни — твое будущее зависит от этого обещания, — предупредил он.

Теперь он спрашивал себя, не был ли он слишком мягок и не стоило ли просто взять ее и выгнать. Но Сара огорчилась бы, и день свадьбы был бы омрачен. Будем надеяться, подумал он, что ему удалось внушить Баптисте страх Божий. Он глаз не спустит с нее; при первой же попытке еще раз испугать Сару он выставит негритянку за дверь, не раздумывая.

Поговорив с Баптистой, Дэмьен уехал в город. Он купил Саре обручальное кольцо и привез с собой слесаря, чтобы тот навесил прочный засов на дверь его спальни. Он с удовлетворением посмотрел на новый блестящий засов на двери. Сегодня они будут в полной безопасности.

Подумать только, через несколько часов они станут мужем и женой! Когда Сара исчезла на этот раз, Дэмьен опасался, что она не вернется. Но она вернулась и согласилась стать его женой. Теперь самое главное его желание — чтобы она не выходила через переднюю дверь.

Конечно, Сара не удовлетворится сидением взаперти. Конечно, ей хочется во что бы то ни стало быть своей в его мире. Он вздохнул. Пока самое главное — удержать ее здесь, любить ее и защищать.

Сара и Дэмьен обвенчались в два часа дня в саду позади дома. Казалось, даже природа украсила себя ради этого праздника. Воздух был напоен запахами осеннего жасмина и жимолости. Цветы Олимпии — бархатцы, петунии, анютины глазки — распахивали лепестки, пестрея на клумбах по обе стороны невесты и жениха, стоящих перед священником в красном облачении. Алтарем им служил сверкающий фонтан, и плеск падающей каскадами воды был лучше всякой музыки.

Сара сияла в своем белом платье и простой кружевной фате. Она распустила волосы, украсила свои золотые пряди душистыми голубыми цветами. Дэмьен еще никогда не был так хорош: черный бархатный фрак, плоеная рубашка и кружевное жабо. Яркое солнце бросало живописные блики на его густые волнистые волосы и отражалось в темных глазах, горящих гордостью и счастьем.

В сторонке сидели в плетеных креслах Олимпия та жена священника. Они были похожи на нарядные осенние цветы: Олимпия в розово-лиловом шелке и такой же шляпе, миссис Тэрнер — в бледно-голубом органди.

Сара была как в раю, повторяя свои обеты:

«На горе и на счастье… сегодня и навсегда… пока смерть не разлучит нас».

Дэмьен произносил обеты низким уверенным голосом. Он дивился красоте невесты, думая, как он счастлив, что она принадлежит ему. Когда он надел ей на палец кольцо, они обменялись радостными улыбками. Обряд подошел к концу. Дэмьен отвел фату с ее лица и поцеловал жену, прошептав:

— Я люблю вас, миссис Фонтэн.

— Я тоже люблю вас, м-р Фонтэн, — прошептала она.

И они отодвинулись друг от друга, как застенчивые подростки. Священник пожал руку Дэмьену, а его жена поспешила с поздравлениями.

После того как в присутствии свидетелей были подписаны необходимые бумаги, Олимпия подала в гостиной кекс с пуншем. Атмосфера царила веселая, во многом благодаря преподобному Тэрнеру и его супруге. Преподобный тут же предложил тост за новобрачных. Его жена все время говорила о том, какая прекрасная пара молодые, и усиленно приглашала побывать на службе в их церкви. Сара заметила, как терпеливо слушает Олимпия миссис Тэрнер, описывающую церкви, которые теперь будет объезжать ее муж. Несмотря на свое возмущение тем, что Сара и Дэмьен не обвенчались в католическом храме, она помогала им и больше не делала замечаний насчет «жизни во грехе».

Баптиста была здесь же, принося подносы с прохладительным и убирая грязную посуду. Выглядела она, как всегда безобидно, но лицо у нее было непроницаемо. На молодых она даже не взглянула.

Когда Тэрнеры уехали, Дэмьен налил пунша своей молодой жене, Олимпии и себе. Подняв стакан, он сказал:

— Этот тост — за мою прекрасную жену.

Сара улыбнулась, хотя ей стало неловко: Дэмьен явно испытывал тетку. Но Олимпия мудро поддержала тост: она тоже улыбнулась и сказала с вымученной бодростью: «За Сару!», чокнувшись со всеми, как положено.

— Ну как, Дэмьен, — сказала Олимпия, когда они выпили, — ты собираешься поехать с Сарой в свадебное путешествие? Может быть, в Новый Орлеан?