Книга Гонка - Клайв Касслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Фрост заверил его, что крадет только подержанное обмундирование. Сказал, мол, продаст его в Мексике, и придумал еще какую-то историю, в которую интендант поверил. Или захотел поверить. Пьющий, надо добавить. Что ж, он очень удивился, проснувшись за решеткой. Но к тому времени пулеметы давно исчезли.
— Когда это произошло?
— Три дня назад.
Белл развернул прикрепленную к потолку вагона-ангара топографическую карту Канзаса.
— У Фроста было достаточно времени, чтобы оказаться между нами и Вичитой.
— Поэтому я и сказал, что у нас неприятности. Хотя мне трудно представить, как он уместит два пулемета в своем «Томасе-Флаере». Тем более спрячет. Для работы с таким пулеметом нужны три человека. Что вместе с установкой весит больше четырехсот фунтов.
— Он достаточно силен, чтобы справиться с пулеметом в одиночку. К тому же в «Томасе» у него два помощника.
Белл осмотрел на карте железнодорожную ветку, вдоль которой они полетят до Вичиты. Потом проследил другие линии, соединяющиеся в Джанкшн-Сити, ближайшем городе к Форт-Райли.
— Он может напасть везде от Канзаса до Калифорнии.
Белл и сам пришел к такому выводу.
— Мы уже знаем, что он не мелочится. Наймет новых людей для второго пулемета и расставит их с обеих сторон вдоль нашего маршрута. Чтобы с двух сторон стрелять по ней при приближении и уходе.
Белл мысленно проделал некоторые расчеты и мрачно добавил:
— Они откроют огонь за милю. Если Джозефина сумеет пролететь, они развернут пулемет и продолжат стрельбу. Джозефина будет лететь по этому участку маршрута со скоростью шестьдесят миль в час, значит, они смогут стрелять целых две минуты.
Стив Стивенс потряс номером газеты «Орел Вичиты» под носом у Престона Уайтвея и негодующе взревел:
— Тут цитируют ваш «Сан-Франциско инквайерер», который приводит мои слова — я будто рад, что этот спятивший русский помогает англичанину; мол все мы на гонке — одна семья.
— Да, я это читал, — спокойно сказал Уайтвей. — На вас не похоже.
— Вы чертовски правы, не похоже. Зачем вы это напечатали?
— Если прочтете внимательно, увидите, что мои репортеры приводят слова мистера Платова, который сослался на вас, говоря о том, что воздушная гонка на Кубок Уайтвея и приз, пятьдесят тысяч долларов, предназначены для всех и все мы одна большая семья.
— Я такого не говорил.
— А могли бы и сказать. Все равно сейчас все в это верят.
Стивенс гневно переступал с ноги на ногу. Его живот колыхался, щеки побагровели и тряслись.
— Этот спятивший русский говорил за меня. Я сам ничего не…
— Да что за беда? Все считают вас хорошим человеком.
— Мне все равно, хороший я человек или нет. Я хочу выиграть гонку. А ваш Платов берется помогать этому Эддисону-Напыщенному-Сидни-как-там-его, когда моя машина разваливается.
— Сочувствую, — сказал Престон Уайтвей, улыбаясь Стивенсу, который только что подтвердил донесения шпионов: машина плантатора может сойти с дистанции. — А теперь, сэр, прошу извинить, я хочу посмотреть, как мой участник — машина не разваливается на части, благодарю вас, — поднимается в воздух, ведомый надежной рукой Джозефины, «Любимицы Америки в воздухе», которая выиграет гонку.
— Вот как? Позвольте сказать вам, мистер Газетчик-Модные-Штаны, я слыхал, что теперь, когда мы улетели далеко на запад, интерес к вашей гонке падает: здесь нас могут увидеть только зайцы, индейцы и койоты.
Престон Уайтвей высокомерно изогнул бровь, глядя на плантатора, который, конечно, был богат, но вовсе не так, как он.
— Продолжайте читать, мистер Стивенс. Вскоре новые сообщения привлекут не только вас, но и внимание обычных читателей.
Исаак Белл щелкнул переключателем на приборной доске, чтобы «Гном» сбавил обороты. Энди Мозер так тщательно отладил мотор, что машина Белла, летя выше Джозефины и за ней, начинала обгонять моноплан Селера. Как ни странно, но ее «Селер», изнашиваясь в долгой гонке, как будто становился прочнее. Энди часто повторял, что отец Даниэллы «строил машины, чтобы они летали долго».
Они летели вдоль железнодорожной ветки.
В двух тысячах футов под ними по обе стороны рельсов к горизонту уходили посадки канзасской озимой пшеницы. Плоскую ровную поверхность иногда нарушали редкие фермы в окружении амбаров и силосных ям, а иногда полоски деревьев вдоль рек и ручьев. Белл ожидал, что именно из такой полоски Фрост откроет пулеметный огонь по аэроплану Джозефины, и уговорил ее для безопасности лететь на четверть мили в стороне от линии и держаться поодаль от деревьев. Еще Белл велел ей, если Фрост нападет, резко уйти в сторону, а он спиралями снизится, стреляя из своего ружья.
Они миновали соединение с боковой веткой, где дорога была обозначена стрелками из брезента, как вдруг Белл почувствовал за собой движение. Он не удивился, увидев, что его обгоняет синий самолет сэра Эддисона-Сидни-Мартина. Новый мотор «Кертиса» позволил баронету увеличить скорость. Энди Мозер объяснял это работой «сумасшедшего русского». Белл не был в этом уверен. Разговоры с механиками Эддисона-Сидни-Мартина внушали ему мысль, что истинный герой — новый шестицилиндровый мотор: он не только мощнее прежнего, но и работает ровнее, чем четырехцилиндровые моторы других летчиков. Механики говорили, что доброволец Платов лишь немного им помогает.
— Шесть цилиндров работают не так ровно, как ваш роторный «Гном», мистер Белл, — сказали ему механики, — но отладить его гораздо легче. Вам повезло с Энди Мозером: он умеет работать с вашим мотором.
Синий аэроплан проплыл мимо Белла и обогнал Джозефину; каждый раз баронет вежливо махал рукой. Белл видел, как Джозефина двинула переключатель своего двигателя. Ее скорость выросла, но из мотора повалил серый дым. Эддисон-Сидни-Мартин продолжал уходить вперед и уже обошел Джозефину на несколько сотен ярдов, когда Белл увидел, что за машиной англичанина падает что-то темное.
Похоже на то, что он столкнулся с птицей.
Но когда «Кертис» пошатнулся в воздухе, Белл понял, что темный предмет, падающий за Эддисоном-Сидни-Мартином, это не птица, а его пропеллер.
Неожиданно лишившись тяги, вынужденный планировать, Эддисон-Сидни-Мартин отчаянно пытался наклонить руль высоты. Но прежде чем самолет начал управляемое плавное снижение, от его хвоста отлетел кусок. За ним другой, и еще; Белл понял, что хвост самолета перерубил пропеллер, вращающийся, как циркулярная пила. Руль высоты оторвался и отлетел синими обломками. За ним — хвост с рулем направления. И аэроплан баронета начал камнем падать с тысячефутовой высоты.
— У кота кончились жизни.
— Не говори так! — набросилась Джозефина на механика, который выразил то, чего все они опасались.