Книга Собиратель автографов - Зэди Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хани, что-нибудь случилось?..
— Тс-с-с… Тащусь от него. Классный актер. И парень хороший.
Они в молчании досмотрели последние двадцать пять минут фильма. Алекс время от времени подумывал насчет секса, но как-то неопределенно.
— Еще что-нибудь будет? — спросила она, когда вместо зубчатки небоскребов по экрану поплыли титры под пение саксофона.
— Ну… конечно, что-то еще будет… Там вообще-то семьдесят два канала… Слушай, Хани…
«Почему тебя так беспокоят эти повседневные хлопоты?» — спросили с экрана.
— Хани, — Алекс выключил телевизор, — сейчас ужасно поздно. Ты не хочешь поговорить о чем-нибудь? Или заняться чем-нибудь?
— Да, — сказала Хани в стену, — я уже однажды сосала этот знаменитый член… и столько шуму поднялось… наверняка ты об этом слышал… то есть сегодня услышал.
Повисла тишина. Они падали в нее, словно Алиса в кроличью нору, словно нечто непонятное подхватило их и понесло по воздуху. Хани на секунду закрыла глаза, и из-под ее век вытекло по крупной слезе.
— Теперь меня вспоминаешь? — спросила она наконец.
— Хани, я правда не…
— Хочешь взять у меня автограф? Весь прикол в том, чтобы посадить меня на хороший кусман старой бумаги и слетать за актером, в Марли-бурн… как ты там его называл?.. или в Лондон, и чтобы он расписался, хотя он знать тебя не знает? Но это стоит несколько сот долларов. Сама по себе я больше четвертака не стою.
До этого он не понимал, как она пьяна. Перчатка только на одной руке. Ему почему-то вспомнились сеансы звукозаписи — когда в конце, как на Благовещение, выпучиваются глаза и грозно выпячиваются губы.
— Ага, — продолжила она. — Была и на ТВ, и еще незнамо где. Ток-шоу. В кино снималась. — Она занялась своими слезами — приложила руку к подбородку и смахнула их пальцами. — Правда, звучит так, словно ты смотрел фильм, где я трахалась. Понятно, что его все время здесь крутят. — Она хохотнула и хлопнула в ладоши. — Знаешь Ричарда Янга? — Она извлекла из кармана миниатюрную бутылочку виски и отвинтила пробку. — Сукин сын. Такой чистенький-хорошенький. Англичанин? Еврей? Брюки всегда выглажены. Весь из себя фартовый.
Перед мысленным взором Алекса промелькнула череда лиц, которые он видел днем. И среди них — чернявенький, смазливый, ухоженный молодой человек, вундеркинд, — а такие выводили Алекса из себя, потому что его собственные вундеркиндские времена остались позади.
— Он из Бирмингема. Хорошо поднялся в последнее время. Фантастическая коллекция. Богатая.
— Ну-ну. Этот богатый где-то слышал, что какой-то парень говорил, будто ему шепнул какой-то лох, что ты в Нью-Йорке ищешь Китти Александер. Китти А-лек-сан-дер. Правда?
Алекс попытался глотнуть вина, но пустил катастрофически крупную струю вниз по своей футболке:
— Ой… Знаешь… Дело в том… она прислала мне автограф. Но на самом деле… не в том суть. Я не затем приехал сюда, чтобы найти ее. Просто хочу ее поблагодарить. Просто я совсем другой фан.
Хани постучала своим невероятно изогнутым ногтем ему по лбу:
— «Нет, нет, я не такой, я настоящий фан» — всю дорогу это слышу. Но должна сказать, я удивлена. Ни на какого фана ты не походишь. Подумала, что ты дзэн — с головы до ног. Воспаряешь надо всем этим. — Хани встала и нетвердым шагом подошла к окну, зачем-то переступая через монограммы на полу. Она остановилась у шторы и показала куда-то вдаль: — Живу в Бруклине. Выросла в Бруклине. Грелась там на солнышке, сидя на ступеньках. Там все тебя насквозь видят. Ходи в церковь или не ходи — без разницы.
Алекс слез с кровати и взял чайник:
— Пожалуй, сделаю кофе.
— Люди знают тебя лучше, чем ты их… вот и все. А остальное — ерунда. На самом деле. А всякая слава — только для уродов. То есть для тех, кто по жизни чем-то обделен. Вот и все. Сейчас кое-что тебе расскажу. Я там у себя знаменитость. Веришь? Кое-где в Бруклине я — Элизабет Тейлор.
— Видел ее раз. — Алекс воткнул вилку в розетку и снова рухнул на кровать.
Хани развернулась на одних пятках и, улыбаясь, сказала, что ей нужно в ванную. Скоро Алекс услышал, несмотря на шум льющейся воды, что ее там вырвало. Он встал у двери с полотенцем и предложил помочь, но она его не впустила.
Потом они пили кофе. Болтали до тех пор, пока на город не начал наползать двумя зыбкими потоками свет: сначала блекло-свинцовый, а вслед за ним — ярко-оранжевый. Хани сообщила, что больше не станет делать аборты, хотя прежде с ней это случалось. По мнению Алекса, телевизионные благотворительные акции устраивают мошенники. Хани заявила, что не считает себя обязанной дотрагиваться до каких-то предметов, неизвестно откуда взявшихся. Алекс не видел никакого смысла в накладных ногтях и фигурном катании на коньках. Английские дети всегда казались Хани странноватыми. И они оба недоумевали, почему во все подряд кладут так много майонеза.
— Я знаю Рёблинг. И Рёблинг меня знает. Могу тебе показать, где Рёблинг, поводить там. — И Хани сложила свое кресло.
— Хорошо. Ты идешь?
— А? Куда иду? — спросила Хани.
— Давай займемся этим, — сказал Алекс Ли.
Поиски быка
1
Утром Хани изменила свои планы. Будучи особой весьма практичной, она убедила Алекса, что надо сперва съездить в Нижний Ист-Сайд, найти Краузера, а потом отправляться в Рёблинг. На карте этот район выглядел вполне обыденно, однако она когда-то работала там и запомнился он ей настоящим муравейником, где чужаку легко заплутать, обогреваемым и освещаемым, в отличие от остального Нью-Йорка, с помощью каких-то древних устройств. Извилистые улицы с экстравагантными названиями заканчивались тупиками, как ходы в лабиринте, а разглядеть номера домов и квартир было непростой задачей.
— На улице колотун хороший, — сказала Хани в вестибюле, натягивая перчатки. — И мне не катит с бодуна неизвестно что искать до самой ночи. А Краузер нам точно поможет. Куда он денется? Ты же у нас такой обаяшка. Он сразу увидит. Запудрим мозги этому мудиле.
Алекс начал возиться с молнией на куртке, покачиваясь, как едва научившийся ходить ребенок. Хани надоело смотреть на его мучения, и она сама рывком застегнула ему молнию, а потом накинула на голову отороченный искусственным мехом капюшон. Ее собственное приталенное пальто цвета верблюжьей шерсти плотно облегало выпуклости фигуры. Она поправила у себя на талии поясок и, наклонившись, завязала его на левом боку.
— О’кей? Готов?
Она по-матерински ущипнула Алекса за щеку, уже и так разрумянившуюся на сквозняке — швейцар раньше времени открыл перед ними дверь.
— Да. То есть ты меня едва коснулась.