Книга А жизнь продолжается - Кнут Гамсун

— Дорогие мои, — отвечал он, — я понимаю в банковском деле не больше, чем вот эта моя маленькая дочка. Она, вероятно, заходила в банк с каким-нибудь счётом или с извещением, — может быть, это случалось. Я же отродясь не был в банке!

И всё-таки ухватились за Давидсена, как за самого подходящего человека из всех, и ни за что не хотели отказаться от него.

Сам нотариус Петерсен был доволен таким выбором и предложил за умеренную плату обучить его банковскому делу, но на это только улыбнулись и, поблагодарив, отклонили его предложение. Зато пошли к консулу и поговорили с ним. Ведь он же в некотором роде был причиной тому, что банк остался без директора, — так не захочет ли он обучить Давидсена?

— С удовольствием! — сказал консул.

Он, когда угодно готов пойти с Давидсеном в банк и помогать ему в течение нескольких дней.

— Когда же мы начнём? Я пойду с вами хоть сейчас!

Да, Гордон Тидеман был сама любезность в иных случаях.

Теперь Давидсену уже некуда было податься. Но он оставил за собой право, в случае, если заметит, что не справляется со своей работой, без предупреждения оставить банк.

XXI

Впрочем, именно теперь Давидсену было очень трудно начать своё обучение в банке: аптекарь Хольм посещал его клетушку и отнимал у него время, обсуждая некий вечер развлечений, во главе которого он стоял.

В «Сегельфосских известиях» появилась пространная заметка о предстоящем вечере, целая небольшая статья, которую невозможно было не заметить. Она была озаглавлена: «Веселье за плату».

Но всё ещё не было закончено самое важное — программа. Вначале она была довольно короткая, но после многократных совещаний с Вендтом в гостинице Хольм внёс в неё целый ряд поправок, и когда, наконец, её отпечатали, то программа, оказалась довольно своеобразной. Давидсен сказал:

— Вам повезёт, если все сойдёт как следует!

— Это всё Вендт придумывает, — сказал аптекарь, сваливая вину на Вендта.

Да и действительно, часть вины падала на Вендта.

Хозяин гостиницы Вендт был мужчиной, но в нём было много женских качеств. Несколько одутловатый, почта без бороды, левша, с голосом, который до сих пор ломался, иногда глубокий и низкий, но чаще всего слишком тонкий для голоса взрослого мужчины. Он умел стирать, шить и готовить, был добросердечен, и его легко было растрогать до слез. Теперь ему было сорок пять лет, и он остался холостяком.

Человек этот был беспечно невежествен, он никогда ничего не читал, но в нём была кровь артиста, и он умел рассказывать. Ему хотелось также петь, но так как он был совершенно немузыкален, то пел мучительно фальшиво. Одним словом, он не был каким-нибудь чудом, но обладал своеобразным талантом. Он придумывал смешные рассказы, рождавшиеся в одно мгновение, и тут же на месте преподносил слушателям. Рассказы эти сами по себе ничего собой не представляли, но в его устах они становились забавными. И не то, чтобы он особенно старался; у него не было вульгарных актёрских жестов, он не шевелил ни одним пальцем. Да и пальцы его не годились для этой цели: они были без выражения, короткие и пухлые. Он только рассказывал, сидел с невинным видом и рассказывал.

Это, вероятно, и привлекло к нему аптекаря Хольма. Оба они были из Бергена и хорошо понимали друг друга. В данное время они занялись составлением программы вечера.

Предполагалось, что каждый участник выступит по два раза, но Гина из Рутена — три раза, так как она закончит программу призывом скота. Но всё сложилось по-другому.

У почтмейстерши Гаген было два выступления: сначала она хотела сыграть серию народных мелодий, а во втором отделении две сонаты Моцарта. Это была настоящая музыка, а господа не посмели ничего переделать. Также они не изменили программу и Гины из Рутена, которая в обоих отделениях должна была петь псалмы. Но выступления гармониста и свои собственные номера они меняли и переставляли без конца.

Хозяин гостиницы Вендт должен был рассказывать, потом он сказал, что будет читать, а под конец объявил, что произнесёт речь.

— Скажи мне сначала, что ты сам будешь делать? — говорил он Хольму.

Хольм должен был аккомпанировать псалмам на гитаре и, кроме того, заводить граммофон — по две пластинки в каждом отделении; поэтому он был сильно занят. Но он не собирался уклоняться, он подумывал даже о двух самостоятельных выступлениях.

— Ты будешь петь? — спросил Вендт.

— Скорее мелодекламировать, — ответил Хольм.

— Как это?

— Я прочту несколько стихов в то время как лаборант будет играть на гребёнке.

Вендт служил в гостиницах в разных странах и потребовал, чтобы в программу был включён какой-нибудь иностранный номер.

— Это всё равно как меню: оно выигрывает, когда звучит не по-норвежски.

— Что же ты предложишь? — спросил Хольм.

— Да разве мало лакомых вещиц, из которых можно выбрать кое-что? — сказал хозяин гостиницы.

Они серьёзно обсуждали этот вопрос, изредка выпивая по стаканчику. Хольм так и сыпал громкими музыкальными названиями опер и симфоний. Особенно привлёк его внимание квинтет с цимбалами.

— Кто же сыграет его? — спросил Вендт

— Да я, — сказал Хольм.

— А разве ты сумеешь?

— Что значит — сумею? Я сделаю всё, что могу.

— В таком случае я предложу одну иностранную вещь, которую я слышал в ранней юности и никогда не забуду. Она называется: «Je suis a vous, madame».

— И ты сможешь её спеть по-французски?

— Ну, конечно, — сказал Вендт. — Напиши: «Перерыв».

— Перерыв? Зачем это?

— Это заполнит программу. Всё-таки лишняя строчка. Мы тоже нередко такой мелочью удлиняем меню.

Они наполнили стаканы и выпили ещё. Хольм сказал:

— А не сыграть ли нам «Марш Бисмарка»?

Но Вендт был против марша.

— «Марш Бисмарка» хорошо известен, о нём говорится в «Илиаде».

— Где говорится?

— У Гомера, в «Илиаде».

Вендт подумал.

— Ну, в таком случае, пожалуй, — сказал он. — Кто его сыграет?

— Его можно сыграть на гармонике, а Карел из Рутена будет подпевать. Так, значит, я вписываю.

— Ну что ж, — сказал Вендт и покорился. — Но я ничего не могу поделать с тем, что я франкофил: не пиши — «Бисмарк», напиши только: «Илиада».

Хольм написал: «Илиада».

— Ну теперь, пожалуй, всё в порядке? — спросил он.

— Напиши на всякий случай ещё раз: «Перерыв», — сказал Вендт.

Хольм сходил зря два или три раза, прежде чем наконец застал Давидсена, который работал теперь в банке. Давидсен был поглощён своей новой должностью, и ему некогда было разговаривать.