Книга Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси

— Отлично, договорились! Мое приглашение остается в силе. Я вам скоро позвоню.

Арчил лукаво улыбался, будто дразнил ее. На мгновение Мадам показалось, что он ее разыгрывает. Но, взглянув в ее растерянное лицо, он вновь посерьезнел. Ей было за шестьдесят, однако она, словно маленькая девочка, пыталась понять по глазам, смеется над нею дядя или говорит правду. На прощание он слегка прикоснулся губами к ее руке. Она невольно вздрогнула и тут же рассердилась на собственную глупость.

По возвращении в Нью-Йорк Елена снова попала в стремительный водоворот непрерывной деловой и светской жизни. Вскоре она забыла о князе. Впрочем, не совсем. Ее сердце учащенно забилось, когда однажды утром секретарша спросила, не желает ли Мадам подойти к телефону: ее спрашивает некий господин Гуриели…

— Елена? Это Арчил. Надеюсь, вы не забыли о моем приглашении? Я приехал в Нью-Йорк и заказал столик в «Colony» на сегодняшний вечер.

Князь сделал ей предложение руки и сердца по всем правилам.

Как было принято в старину.

Она сказала, что подумает, и, медля с ответом, живо заинтересовалась его родословной. Он принес ей «Готский альманах», генеалогический сборник, где несколько страниц было посвящено подробнейшему перечислению его предков. Елена удостоверилась, что Арчил действительно князь, хоть и нищий. По сути, ее никогда не волновало, что он гол как сокол, богатства Мадам хватало с лихвой им обоим.

До свадьбы они провели неразлучно три года: вместе путешествовали, играли в бридж. Все это время она приглядывалась к нему. И ни разу он не разочаровал ее, напротив. Светской самостоятельной влиятельной женщине именно такой спутник и нужен. В любой стране, в любом обществе он чувствовал себя как дома, был знаком с богачами, министрами, аристократами, звездами Голливуда. Его повсюду принимали с распростертыми объятиями. В телефонных книжках Елены и Арчила значились имена всех известных людей той эпохи.

Итак, они познакомились в Париже и спустя три года поженились. В 1938 году, в Балтиморе. Вернувшись на набережную Бетюн, устроили грандиозный прием, отмечая 14 июля и годовщину своей свадьбы. Пригласили весь парижский бомонд. Праздник, как всегда, удался на славу.

Елена гордилась тем, что стала княгиней Гуриели, и требовала, чтобы к ней только так и обращались. Титул льстил ее самолюбию и позволял забыть о роли предпринимательницы. В Париже и в Нью-Йорке он вызывал восхищение, а главное, приводил в ярость страдавшую снобизмом соперницу — Элизабет Арден. Ее злость доставляла Мадам особенное наслаждение.

Арчилу было сорок три, Елене — шестьдесят шесть. Но жизненных сил у нее хватило бы на трех сорокалетних. Их брак оказался счастливым и прочным, поскольку супругов объединяли дружба и взаимное уважение. Патрик О’Хиггинс писал: «Непосредственностью, непритязательностью, бесхитростным юмором этот человек напоминал крестьянина, которому улыбнулось счастье».

Муж и жена, заключив джентльменское соглашение, спали порознь. Возможно, у Арчила случались какие-то приключения на стороне, но он всегда скромно молчал о них и повсюду превозносил свою жену.

— Ни в одном богатом еврейском доме нет хозяйки рачительнее Елены, — говаривал он.

Она же позволяла себе за ужином делать ему замечания, вежливо, но непреклонно:

— Арчил, прошу вас, не пейте больше. Пожалуйста, не говорите вздор.

Родственники мадам Рубинштейн прекрасно относились к князю, даже лучше, чем друг к другу. «Без него на семейных торжествах бывало тоскливо и скучно, — вспоминала Диана Мосс, внучатая племянница Мадам, дочка Оскара Колина. — Невероятно красивый, серебристая седина оттеняет цвет глаз, во рту сигарета в черном мундштуке, на пальце перстень с гербом его рода».

Факт примечательный. По правде сказать, единодушная приязнь к кому-либо в этой семье — редкость, обычно здесь царила вражда. Хорес на дух не переносил брата Роя и был на ножах с Оскаром Колином и его сестрой Малой. Рой не ладил с Эдвардом, своим отцом. Мадам, обожая Оскара и Малу, часто обделяла ради племянников собственных сыновей. С сестрами у нее сложились весьма прохладные отношения. Поэтому трудно было предположить, что Рой и Хорес, поддавшись обаянию Арчила, одобрят брак матери. Однако так и случилось. Сама Елена смягчилась под влиянием мужа.

Молодые совершили кругосветное свадебное путешествие на пароходе. Их сопровождала Сара Фокс, пресс-секретарь Елены. Мадам не упускала ни единой возможности привлечь внимание публики к собственной марке.

Больше всего ей хотелось показать князю Австралию. В Мельбурне и Сиднее они посетили косметические салоны Рубинштейн и некоторые другие памятные Елене места. Многие, но не все: она умолчала о своем первом пристанище на Элизабет-стрит и многолетнем тяжком рабстве в доме дяди.

В «Weekly» вскоре опубликовали обширное интервью с молодоженами: «Князь и его небедная избранница». Редакция прислала к ним двух журналистов. «Нам удалось застать знаменитую пару в гостинице во время недолгого пребывания молодоженов в Мельбурне, и Мадам находилась не в будуаре, а в импровизированном рабочем кабинете, где под несмолкаемый стук пишущей машинки вели непрерывные деловые переговоры по телефону секретарша и рекламный агент, просматривая одновременно телеграммы, то и дело доставляемые многочисленными курьерами. Таков быт великой бизнес-леди».

Австралийцы не зря гордились Еленой и считали ее своей. Особенно их впечатлил быстрый рост производства: начав с немудрящих дешевых кремов, фирма Рубинштейн достигла оборота в два миллиона долларов и обеспечила рабочими местами три тысячи человек по всему миру, преимущественно женщин.

«Впрочем, прибыль меня не интересует», — настаивала Мадам. Тут сказывалась, по мнению журналистов, противоречивость ее натуры. В частности, несмотря на обширный ассортимент собственной продукции, Елена пользовалась всего одним дневным кремом и утверждала, что для нее этого достаточно. Зато Арчил, показавшийся интервьюерам человеком застенчивым и скромным, по словам Мадам, тщательно следил за собой и пробовал разные новинки марки Рубинштейн.

— Многие мужчины неравнодушны к косметике, и в этом нет ничего странного, — пояснила Елена. — А те, которые обладают некоторыми особенностями, покупают даже мою помаду и пудру.

Арчил так далеко не заходил, довольствуясь средствами для увлажнения кожи. В отличие от нервной деятельной супруги он был само спокойствие и мечтал, чтобы и она отошла от дел. Эпикуреец, жуир, живший по принципу «carpe diem»[11], князь, не стесняясь присутствия журналистов, мечтал вслух:

— Хорошо бы поселиться в Австралии навсегда, купить ранчо, разводить лошадей…

— Ни за что! — немедленно перебила его Мадам. — Иной и за сто лет не сделал бы то, что мне удавалось за год, это правда. Но поверьте, у меня хватит сил еще на столетие!

Мадам вернулась в Нью-Йорк совершенно счастливая. К величайшему удивлению персонала, она, вопреки обыкновению, не делала никому ехидных, насмешливых замечаний по поводу манер, одежды, причесок и макияжа. Не сердилась, не кричала. Только ласково улыбалась. Неужели влияние Арчила оказалось столь благотворным?