Книга Детям - Иван Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле зеленой двери – он, писатель! В сером пиджаке, в пенсне с грустно-усмешливой улыбкой. Кто-то еще за ним. Женька меня толкает: «Та м он… смотри…» – но дверь закрылась.
* * *
После мы прочитали на карточке: «Антон Павлович Чехов, врач». Он жил внизу, под вывеской «Для свадеб и балов». Он видел! Может быть, и нас он видел. Многое он видел. Думал ли я тогда, что многое и я увижу «веселенького» – свадеб, похорон, всего. Думал ли я тогда, что многое узнаю, в душу свою приму, как все, обременяющее душу, – для чего?..
1934
Рассказ моего приятеля
Были Святки. Мой закадычный друг Васька с нашего двора давно подбивал меня побывать в балаганах под Девичьим.
– Огромадное место там, пустое, – рассказывал он мне с жаром, – и всё там балаганы, и черти выскакивают, и пушки грохают… вот ей-богу!
И дворник наш тоже побожился, что «бывает, что и чертей показывают… всякие там кеятры!».
Меня выпустили гулять на двор, и я ускользнул с Васькой под Девичье. Был у меня всего двугривенный. Мы его разменяли по дороге на стрючки и сахарных петушков, а когда добежали до гулянья, Васька взманил меня прокатиться на карусели, обещая взять какую-то «партию» в шесть колец; тогда нас будут катать задаром хоть целый день. Я отдал последний гривенник. Васька взял «партию», прокатился раз пять задаром, и его наконец стащили с конька за шиворот.
– Жулики! – обругался он. – Не хочется только городового звать… А в балаган под доски пролезем… Мне все известно!
Высокие балаганы заманчиво белели свежими досками, пестрели щелкавшими по ветру флагами. Весело зазывал колокол, парни сипло орали на морозе:
– Пра-воррней, пра-воррней!.. Не теряйте время дарром!..
Мы протискались к высокому балагану с раскрашенным балконом. По балкону ходил какой-то в зеленом балахоне и орал хриплым голосом:
– К началу, к началу, щипать мочалу! Сейчас сам господин Наполеон будет палить из пушки… по старушке! Эй, городовой, начнем Бородинский бой!.. Гренадер[81]-военный, у тебя шаг здоровенный… шагай – не бойся, только в баню сходи помойся, а то у нас все господа за грош, а на тебе грязь да вошь!..
Все весело топтались, гоготали. Солдаты валили кучами, брали в окошечке билеты и пропадали за полотном, на котором были намазаны корабли, стрелявшие огнем пушки, бушующее море, откуда высовывали морды зеленые крокодилы и огненные змеи, стояла красная крепость на горе, усыпанная солдатами, и перед ней, скрестив руки, – человек в сером сюртуке и в шляпе с пером. Я подумал, что это, пожалуй, Наполеон и есть, который будет палить из пушки.
Васька пробовал проскользнуть с солдатами, но его схватил парень в красном плаще, с золотым мечом, и столкнул со ступенек в снег. Тогда он повел меня кругом балагана – поискать, нет ли дырки. Но дырки не было, и мы опять очутились перед входом. В окошечке торчала голова барыни в лисьей шубе и зорко поглядывала на нас. Иногда барыня высовывалась, как собака из конуры, дергала в колокол и огрызалась:
– Если желаете в спектакли, платите деньги. Сенька, гони мальчишек!
Из-за моря со змеями выскакивал красный парень и отгонял нас мечом. А в балагане уж раз выпалили из пушки. Васька уже предлагал подкопаться под стенку сзади, как вдруг надо мной раздался веселый голос:
– А, и вы здесь, сударь?! Неужто одни ушли?..
И я увидал дядина приказчика. Он был в синей чуйке[82], в новых резиновых калошах и пощелкивал шпанские[83]орешки. У меня засосало сердце, что я убежал без спроса. Он, должно быть, заметил мое смущение.
– Ничего-с, скажем, что со мной были. Угощайтесь… – протянул он орешков на ладони. – Изволили любоваться на приставление кеятров?
– У него де-нег нету, – плаксиво зашипел Васька.
– Связались вы, сударь, с таким сопливым, – сказал дядин приказчик, даже и не взглянув на Ваську. – А зачем нам с вами платить деньги, ежели у нас тут самый главный представлятель, который папеньке стенки в банях расписывал! Да мы его сейчас встрепенем!..
Он подошел к окошечку и важно закачал пальцем. Барыня что-то поморщилась и закричала злым голосом:
– Прихо́дите в самые спектакли! Наполеона требуют! – крикнула она под занавеску.
Дядин приказчик вынул серебряные часы и долго смотрел на них. Потом погремел мелочью в кармане.
– Наполеона, Василь Сергеева… хозяйка кличет! – заорал кто-то за стеною, и появился тот, который недавно ходил по балагану.
Он теперь был в серых сапогах с жестяными звездами, в сером коленкоровом сюртуке с огромными жестяными пуговицами и в серой картонной треуголке. И лицо у него было серое и до того худое, что выступали кости. В одной руке он держал жестяную шпагу, в другой… Но другой руки не было, а болтался пустой рукав.
Он метнулся, узнав приказчика; как будто растерялся.
– А мы к вам-с, для кеятров, – сказал дядин приказчик, тыкая меня в башлычок. – Они, стало быть, сынок папеньки ихнего, стенки-то расписывали через меня… И еще будете иметь заказы! Удовлетворите уж такое ихнее любопытство… Желательно в балаган, а они прокутили весь свой капитал!
– Да что вы-с! – воскликнул серенький человек и протянул мне руку, в которой была шпага. Даже пошаркал звездами.
Я был изумлен, польщен. Все глазели на «самого главного», который сейчас будет палить из пушки, а он протягивал мне руку и кланялся!
– Вы теперь, стало быть, самый главный Анаполеон и есть? – спрашивал дядин приказчик важно, пощелкивая орешками.
– Зима-с, – поддернул Наполеон плечом. – Малярной работы нет, а тут все рублика два-три. С утра до ночи, спектаклей двадцать, и на морозе, и на балагане орать надо… Вот и представляю.
– Дело хорошее. Уж вы устройте, ублаготворите, при протекции кеятров! – настаивал приказчик.
Наполеон сморщился и покашлял в руку. Поглядел на барыню в ящике и опять покашлял.
– Да с удовольствием, отчего же-с… Трое вас…
– Сопливый и без билета прошмыгнет! – толкнул дядин приказчик Ваську.