Книга Точка отсчета - Андрей Николаев

— Да-да, вы бы ничего не имели против того, чтобы растиражировать эволюта и выпустить его в наш мир, — перебил ее Делануа, — прервать затянувшийся период стагнации человека, как биологического вида. А может людей устраивает нынешнее status qwo? Если уж в период застоя история цивилизации не знала года, чтобы где-то не было хотя бы локальной войны, то что же…

— Минутку, — сказал Седов, — я что-то не понял. Когда «Биотех» заинтересовался работами О'Брайана?

— Примерно через год после его гибели, когда Бриджес занял место в совете директоров, — Делануа поменял фотографию и теперь в комнате возник смуглый, уверенный в себе мужчина, с коротко подстриженными седоватыми волосами, — Спенсер Бриджес, — представил Делануа, — удивительно способный менеджер и администратор. Большой любитель женщин, однако, последние три года имеет постоянную подругу. Его возвышение было стремительным. Конечно, возможно все дело в даре Бриджеса угадывать направления деятельности фирмы, которые гарантированно принесут прибыль.

— Так, — протянул Седов, — кажется, я понимаю. Бриджес — это пропавший без вести Сайрус О'Брайан? Ингрид, а Бриджес интересовался ходом работ по «Эволюту»?

— Как и всем, что происходило в его компании.

— Ты лично знала его?

— Да, мы знакомы.

— Ну, и как он тебе? Ничего странного, ничего из того, что было тебе знакомо в Сайрусе О'Брайане, ты не увидела в нем?

— Да ты что, серьезно? Этот старый кретин и тебя заставил поверить в эту чушь?

— Да или нет?

— Нет, — почти выкрикнула Ингрид, — Бриджес — плейбой, эгоцентрист, хотя и не показывает этого. Он управляет «Биотехом» походя, как ребенок игрушкой. Совет директоров сожрет его, как только он оступится.

— И, тем не менее, компания процветает во многом благодаря президенту, — негромко сказал Делануа.

— Это совершенно разные люди. Сайрус был весь во власти своей идеи, если ему не напоминали, он мог не есть сутками, не спать ночами. Он целиком отдавался работе над «Эволютом». Ты не знал его, а я знала. Таких людей больше нет и никогда, слышишь, никогда не будет, — Ингрид вскочила, закрыла лицо руками и бросилась к лестнице. Взбежав по ступеням, она с силой хлопнула дверью своей комнаты.

Делануа кашлянул, чтобы развеять возникшую неловкость. Седов покрутил головой и подошел к бару.

— У вас, кроме можжевеловой, больше ничего нет?

— Нет. Я привык к ней.

Седов налил себе на самое дно бокала, вопросительно посмотрел на Делануа. Тот кивнул. Седов налил и ему, передал стакан и, остановившись перед экраном стереовизора, покачался с пятки на носок.

— Хотите откровенно?

— Давайте.

— Ваши умозаключения относительно О'Брайана меня не убедили. Доказательства притянуты за уши и вообще все это выглядит несерьезно: пришельцы, сумасшедший ученый, и тем более — дьявол.

— Я исхожу из худшего, — сказал Делануа.

— Неубедительно. Извините, я не удивлен, что вас сочли сумасшедшим. Другое дело — клонирование боевиков. Это угроза более правдоподобна.

— А если Бриджес размножит анимата и получит сверхлюдей, подчиненных только ему? Не это ли было целью О'Брайана? Программируемые клоны — это только первый шаг.

Седов поморщился, допил водку и налил себе сока — после можжевеловой во рту был неприятный привкус.

— Для этого ему надо, как минимум, получить меня в свое распоряжение. А мне этого не хочется. Вы извините, Делануа, но я пойду спать. Устал чертовски.

— Да, конечно. Хорошо, что я хоть в чем-то вас убедил.

— Почти ни в чем, — развел руками Седов и направился на второй этаж.

Проходя мимо комнаты Ингрид он остановился и прислушался, затем постучался и, не получив ответа, распахнул дверь и вошел.

Глава 38

Ингрид сидела у стола, положив голову на руки. Плечи ее вздрагивали.

Седов подошел и попытался обнять ее, но она дернула плечом, сбрасывая его руки.

— Оставь меня.

— В чем дело? Я-то тебя чем обидел?

— Ты? Да чем можешь обидеть ты, неудачник?

Седов присел на разобранную постель. Он почувствовал, как внутри что-то обрывается и уходит, чтобы никогда не вернуться. Это ощущение было ему знакомо — он многое потерял в жизни и, может быть, поэтому каждый раз отчетливо чувствовал, как рвется в груди нить, связывающая его с человеком, которому он доверился и от которого не ждал предательства.

Ингрид обернулась к нему, смахнула ладонью слезы. Глаза ее припухли, лицо пошло красными пятнами.

— Ты, ничтожество… ты возомнил, что у нас может что-то получиться? Что я влюбилась в тебя? Боже, какой идиот! Я любила в жизни только одного человека и люблю его до сих пор!

— Сайруса О'Брайана, — будто размышляя, проговорил Седов.

— Да! Этот сумасшедший придурок и во мне зародил сомнение: а вдруг Сайрус действительно носил в себе анимата? Кем он был: гением или… — Ингрид запнулась, но нашла в себе силы продолжить мысль, — нечеловеком? В любом случае мне — плевать! Ты думаешь, я была в постели с тобой? Нет, я искала в тебе следы Сайруса… о-о, я хорошо помню его руки, губы, его тело, но ты — не он. Он ушел и больше никогда не вернется, — губы Ингрид слились в тонкую презрительную линию, — а ты никуда не денешься, мой милый. Ты озабочен, тем, как освободиться от анимата, а потому будешь делать все, чтобы я помогла тебе. Тебе некуда идти, ты боишься, что анимат подомнет тебя. Ты — дворняжка на цепи: и хочется уйти, и страшно, потому, что за забором неизвестность, а здесь хоть и на привязи, зато сыт, и в случае чего можно спрятаться в будке и тявкать оттуда! Ты — моя лабораторная крыса, и я сделаю все, что…

— Довольно, — Седов встал и пошел к двери. Уже в коридоре, прежде, чем захлопнуть дверь, он обернулся, — запомни на всякий случай: я — не дворовый пес и за похлебку лаять не стану. В крайнем случае, я — старый облезлый волк, который, попав в капкан, отгрызает себе лапу, но обретает свободу.

Он притворил дверь и постоял, закрыв глаза.

— Мук, ты знал, что она спала с О'Брайаном? Ты был в его теле?

— Я не помню , — виновато сказал Мук.

— Но ты знал, как она ко мне относится, да? Почему ты не сказал мне?

— Ты бы не поверил.

— Да, ты прав, черт тебя возьми! Ладно, вот я и снова один.

— А я? Я же с тобой!

— Только ты и остался , — Седов представил себе мальчишку лет пяти-шести, который стоит рядом и, задрав голову, смотрит на него с надеждой… и Седову захотелось потрепать этого малыша по вихрастой голове, чтобы успокоить. И он сказал, — да, я ошибся. Ведь со мной — ты .