Книга По следу саламандры - Александр Бирюков

А достойный господин Джейми Гунн, орудуя ножиком и лоточками–сковородочками, подогревал две тонких лепешки, нарезал какие–то овощи тончайшей соломкой, пластовал прозрачными слоями белую рыбку со слезой и тонким ароматом, да еще что–то круглое и с хвостиком (не то голова сыра в причудливой упаковке, не то огромная редиска), посыпал и сбрызгивал.

В довершение безобразия жизнерадостный Джейми лихим жестом бармена–фокусника достал из–под прилавка небольшое полено. Но Буратино вырезать из него и не подумал. Он ободрал с полешка кору, а потом специальным резаком снял несколько длинных сахарных рассыпчатых стружек. Этими стружками он украсил большой чудный бутерброд с рыбой и салатом на теплой лепешке.

— Виндайя! — объявил он, торжественно подавая бутерброд на серебряном блюде.

«Виндайя» (произносить восторженно и самозабвенно, с визгом до «ля» третьей октавы) — так блюдо называлось.

Лену все устраивало, кроме стружки. Полено было как–то совершенно неуместно.

Приняв все с благодарностью, она осторожно взяла завиточек стружки и попробовала, глядя на хозяина магазина: не исказится ли ужасом его лицо при виде ее дикой невоспитанности…

Но он улыбался и ждал похвалы своему кулинарному шедевру.

Лена прикусила стружку, распробовала, удивилась: стружка по вкусу напоминала лесной орех с оливковым маслом, и еще неуловимо, отголоском и послевкусием — обыкновенную кочерыжку.

—. А бобры кой–чего понимают в жизни! — оценила Лена и вцепилась в бутерброд, поскольку, как уже было сказано, все, кроме полена, выглядело съедобным.

Наблюдая азарт, с которым Лена приступила к еде, достойный господин Джейми Ксантон Гунн приступил к сооружению второго бутерброда, для которого предусмотрительно согрел лепешку заранее.

Лена с набитым ртом (а кушанье было на редкость вкусным и буквально таяло во рту) пыталась отмахнуться, помотать головой в знак протеста (ну исключительно из сомнительной вежливости и ложной скромности), другими не вполне эстетичными способами показать, что не голодна, а перекусывает, только чтобы не обидеть.

Но крутобокий хозяин магазинчика был искушен в вопросах угощения и сделал вид, что не распознал эти знаки.

— Чему нас учит Традиция? — осведомился он, с улыбкой подавая вторую порцию. — А вот чему! Когда лавина тронулась, ее не интересует частное мнение отдельного камня.

Лена перевела дух между двумя лепешками, освежившись чашкой калиновки.

— А вы разве не закрываетесь на ночь? — поинтересовалась она.

— Ангел судьбы всегда оставляет все двери открытыми для всех и каждого. Человек решает, кого и что пускать в свой дом, — философически пропел шарообразный тенор.

— Золотые слова! — сказала Лена и впилась зубками во второй бутерброд с рыбой, салатом и «поленом».

— Золотые слова, золотые рыбки, под жидким небом морей, — улыбался счастливый обладатель веселых усов, — песня радости…

Проглотив тщательно прожеванный последний кусок и приняв из рук радушного хозяина новый бокал «алоды», Лена сделалась весела и болтлива.

Она зачем–то, поначалу сбивчиво, а потом все более ровно, рассказала, как гостила в доме господина… Она не стала упоминать имени Остина из соображений конспирации… Как ходила к странному лесному человеку, живущему в хозяйском парке у озера, упомянула прогулку под дождем, визит в зловещий храм из черепов и закончила тем, что нигде ей не было еще так легко и весело, как здесь, среди этих зеркал, рыб и чудищ.

Лицо хозяина магазина делалось все более сосредоточенным. Что–то заинтересовало его в этом рассказе. И он спросил о последних действиях Лены: начиная с похода к друиду — сама ли она принимала решения, не направлял ли кто–то ее на этом пути?

Лена задумалась ненадолго.

Уж как–то очень со значением он спросил ее об этом.

Странно, правда?

Ну нет, ответила она, кто же ей может приказать? Все решения в этой жизни она принимает сама.

Ее охватила гордость от осознания этого факта. Она задрала подбородок, торжественно подняла бокал с восхитительным напитком и торжественно выпила большой глоток за самостоятельность.

Чтобы усилить произведенное впечатление, Лена заметила, что некоторые ее действия были отмечены не только самостоятельностью решений, но и более того, были совершены либо наперекор, либо тайком! Вот!

От мамы с папой ушла, хлопнув дверью сама, невзирая и вопреки, из замка свалила погулять сама — потихоньку.

Ей сделалось печально при воспоминании о маме с папой и несколько неловко перед доброй Огустиной, но это не могло омрачить ее позитивного настроя.

Тем более что она намерена вернуться. Сначала вернуться в замок, а потом… А потом совсем вернуться.

Это трудно объяснить, что значит «совсем», но пусть мистер поверит ей на слово, она это сделает.

Милейший Джейми Ксантон Гунн живейшим образом заверил ее, что как раз ему все понятно. Что тут непонятного? Все ясно. Все в согласии с Традицией и не противоречит пророчествам о Деве Озера.

Ну, раз он такой понятливый, заметила хмельная девушка, то это просто прекрасно. Но лично ей всякие пророчества… В общем, у нее своя жизнь, и она намерена строить ее но собственной воле. Она говорила что–то еще, исключительно умное, чего потом вспомнить не могла.

Девушка была преисполнена гордости. Она складно и логично говорила об очень важных вещах. Она поделилась какими–то своими давними откровениями, которые давно метались где–то на грани понимания, но только теперь были ею сформулированы как непреложные законы и правила Вселенной.

Позже она досадовала, что не было возможности записать этот спич на магнитофон. Законов Вселенной, которые она так бойко формулировала, впоследствии она так и не смогла вспомнить.

А здесь, разглагольствуя перед умеющим слушать толстяком она то и дело ловила себя на мысленном восклицании «Какая дельная мысль! Нужно будет как–нибудь сесть и записать ее! Как–нибудь потом…»

Этот монолог и кое–что произошедшее потом имело для Мира самые неожиданные последствия. Результат получился мягко говоря, нелинейный.

Когда в магазин с волшебными окнами вошел новый посетитель в сюртуке цвета кирпича, хозяин отвлекся от Лены и переменился в лице. Его добродушие и благообразие необратимо ушли.

Чем странен или страшен был этот человек? Лена тоже обернулась на вошедшего. Хотя нужды в том не было — в двух зеркалах она видела его в полный рост под разными углами.

Вошедший походил на Клинта Иствуда в «Грязном Гарри». Вот охотничья шляпа легла на прилавок, и качнулось перо, заткнутое за ленточку. На спинке стула повис оливковый плащ…

Что–то знакомое Лена увидела в руке у него, прежде скрывавшееся под плащом… Другой плащ. «Фей», — догадалась смышленая Лена.

— Вы дождались меня, и это хорошо, — сказал Клинт Иствуд, в котором теперь трудно и даже невозможно было признать зловещего и завораживающего крылатого.