Книга Грот танцующих оленей - Клиффорд Саймак

Доктор понимал, что нужный ответ лежит под рукой, стоит только подумать, — он загнан куда-то в глубь сознания, доктор это чувствовал, но делал вид, что догадывается, загонял его подальше и отказывался признать его существование.

Но, пометавшись из угла в угол еще около часа, вывернув свои мозги наизнанку и обратно, доктор уступил и позволил ответу всплыть.

Закатывая рукав и открывая коробку, он был абсолютно невозмутим. Вынимая подушечку и прикладывая ее к руке, он выступал только в качестве непредубежденного естествоиспытателя.

Но вот когда он уже опускал рукав, чтобы Дженет не заметила подушечку и не начала сыпать вопросами, что случилось с его рукой, пальцы его дрожали.

Завтра люди по всему миру за пределами Милвилла выстроятся у дверей клиник, закатав рукава и приготовившись к процедуре. Скорее всего, очередь будет двигаться ровным потоком, потому что делать практически ничего не надо. Просто каждый пройдет перед доктором, а доктор прилепит подушечку на его или ее руку, и тут же подойдет следующий.

«По всему миру, — думал доктор, — в каждом его уголке, в каждой деревушке, не обойдут ни одного человека. Даже бедных, ибо это делается бесплатно».

И тогда можно будет ткнуть пальцем в календарь и сказать: «В этот исторический день всем болезням настал конец».

Потому что подушечки не только уничтожат нынешние хвори, но и оберегут от будущих.

И каждые двадцать лет из космоса будут прибывать исполинские корабли, несущие груз подушечек, и будет наступать очередной День Вакцинации. Но теперь это уже будет касаться не столь многих — процедуре будет подвергаться лишь юное поколение. Кто был вакцинирован однажды, больше в этом не нуждается. Единственная вакцинация действует всю жизнь.

Доктор тихонько топнул по полу веранды, чтобы вновь заставить кресло раскачиваться. «Тут было славно, — думал доктор. — А завтра будет славно во всем мире. Завтра многие страхи уйдут из человеческой жизни. А послезавтра, избавившись от несчастий и насилия, люди смогут с уверенностью смотреть в будущее и жить, сколько положено. И пожалуй, эта жизнь будет совершенно здоровой».

Стояла тихая ночь: дети наконец-то забросили игры и разошлись по домам. Да и доктор устал. Теперь-то он мог признаться себе, что устал. Теперь, спустя столько лет, признание в усталости не станет предательством.

В доме негромко замурлыкал телефон, и этот звук заставил доктора прервать свои покачивания и сесть на краешке кресла.

Послышались мягкие шаги Дженет по направлению к телефону, и, услышав ее нежный голос, доктор затрепетал.

Теперь, всего через мгновение, она позовет его, и придется идти в дом.

Но она не позвала его, продолжая разговор.

Доктор снова устроился в кресле поудобнее.

Он опять забылся: телефон больше не враг, и его звонки больше не преследуют доктора.

Потому что Милвилл оказался первым. Он уже избавился от страха. Милвилл оказался «подопытным кроликом», испытательным полигоном.

Первой стала Марта Андерсон, за ней последовал Тэд Карсон с подозрительными шумами в легких, а за ним — ребенок Юргена, подцепивший пневмонию. И еще дюжина прочих, пока подушечки не подошли к концу.

И тогда вернулся пришелец.

И пришелец сказал… что же он такое сказал?

— Не считайте нас благодетелями или суперменами. Мы ни то ни другое. Думайте обо мне, если вам угодно, как о своем соседе.

«Так пришелец пытался добиться понимания, — подумал доктор, — стремясь перевести их деяние на язык обычных идиом».

А было ли такое понимание, сколько-нибудь глубокое понимание? Доктор в этом сомневался.

Хотя пришельцы во многом напоминали людей, даже умели шутить.

В памяти доктора застряла лишь одна шутка, сказанная пришельцем. Довольно глупо, если вдуматься, но эта шутка тревожила доктора.

Распахнулась затянутая сеткой дверь, на крыльцо вышла Дженет и села на лавку.

— Звонила Марта Андерсон.

Доктор хмыкнул: Марта жила всего в пяти шагах от них, виделась с Дженет по двадцать раз на дню, и все равно ей приходилось еще и звонить.

— И что же угодно Марте?

— Ей нужна помощь в приготовлении булочек, — рассмеялась Дженет.

— Ты имеешь в виду ее знаменитые булочки?

— Она никак не вспомнит, сколько надо дрожжей.

Доктор тихонько хрюкнул.

— И с ними-то она выигрывает все призы на всех местных ярмарках!

— Это вовсе не так смешно, как ты думаешь, Джейсон, — с упреком ответила Дженет. — Подобные вещи легко забыть. Она ведь печет очень много всякого.

— Пожалуй, ты права, — согласился доктор и подумал, что следует встать и пойти читать журнал, но делать это по-прежнему не хотелось. Ведь так приятно сидеть здесь — просто так, без всякого дела. Давным-давно он уже столько не сидел.

Для него это, разумеется, вполне нормально — он уже стар и близится к дряхлости, но вот для молодого доктора, который еще не отработал свое образование и только-только приступил к работе, это было бы ненормально. В ООН поговаривали о том, что надо обязать все законодательные органы выделить медицинские фонды на то, чтобы врачи продолжали работать. Если даже исчезнут все болезни, врачи будут нужны по-прежнему. Это ничуть не умаляет их значения, ибо острая нужда в их услугах будет возникать снова и снова.

Тут доктор услышал на улице приближающиеся шаги, свернувшие к его калитке, и сразу выпрямился в кресле.

Быть может, пациент, знающий, что он дома, зашел его повидать.

— О, — Дженет была весьма удивлена, — никак это мистер Джилберт!

И это действительно был сам Кон Джилберт.

— Добрый вечер, док. Добрый вечер, миз Келли.

— Добрый вечер, — ответила Дженет, подымаясь, чтобы уйти.

— Вам незачем уходить, — сказал Кон.

— У меня есть кое-какие дела, я и так уже собиралась идти в дом.

Кон поднялся на крыльцо и присел на лавку.

— Чудесный вечер, — провозгласил он, помолчав.

— Не без того, — согласился доктор.

— Самая чудесная весна, какую я видал, — продолжал Кон, мучительно подбираясь к сути своего дела.

— И мне так кажется. По-моему, сирень никогда не пахла так славно.

— Док, — решился наконец Кон, — я задолжал вам немножко деньжат.

— Да, кое-что.

— Вы не представляете, сколько именно?

— Ни в малейшей степени. Я никогда особо не утруждал себя выяснением.

— Считали, что это пустая трата времени. Считали, что я никогда не уплачу.

— Что-то в этом роде, — кивнул доктор.