Книга Ангелы Монмартра - Игорь Каплонский

Дежан не сердился. Дуэль канула в далекое прошлое. Все-таки жизнь складывается неплохо.

Моди наполнил стаканы до половины.

– За дружбу! – сказал он. – Прошу, не отказывайтесь. Это для меня очень важно.

– Но к водке нужна закуска.

– Вы по обычаю после первой не закусываете, – напомнил Амедео.

Анж вздохнул и поднял стакан. Модильяни закашлялся.

– Всегда мечтал попробовать, а вот… она же горькая! Как вы это пьете?!

– Если помните, я говорил о закуске, – пожал плечами Дежан. – Хорошо бы натереть чесноком кусок ржаного хлеба. Пить следует до дна. Традиция.

– Закусывать это мучным?! – Амедео подозрительно уставился на Анжа. – Впрочем, как-нибудь попробую.

Он вновь разлил водку, но на этот раз заметно меньше.

– Следующий тост за вас с Орфелиной, – Моди не спешил взять стакан; его голос изменился.

Дежану стало ясно, что пролог завершен. Время для серьезного разговора.

– Вы счастливы? – спросил Амедео.

– Я – да. А у Селены… Орфелины спросите сами.

– Она сияет. Я не стану извиняться, мсье Дежан. Задуманное удалось. Вы вместе. Конечно, не всё прошло гладко. Ваше чувство справедливости перехлестнуло через край. Мы с Орфелиной слишком заигрались в пари, а папаша Фредэ нас вовремя не одернул. Всё испортила ваша пощечина. Есть вещи, которые мужчина не имеет права прощать, даже если в тот момент помогает женщине. Ваш вызов на поединок… Я был уверен, что смерть одного из нас маловероятна, ведь никто в здравом уме не захочет обрести репутацию убийцы. Общество трудно понять. Презрение падет на вашу голову, если вы простите обидчика. Но риск попасть в разряд нежелательных персон еще вероятнее, если вы окажетесь более метким, чем противник. Все вдруг вспоминают, каким замечательным человеком был убитый. Даже будь он при жизни трижды мерзавцем. А победителя начинают уважать и бояться! В вашем присутствии ведут себя скованно, с осторожностью подбирают слова, чтобы не задеть чем-нибудь забияку, даже если вы всего лишь раз в жизни попали в цель! И вы постепенно привыкнете к маске, которую напялило на вас общество. До тех пор, пока не наступите на хвост другому дуэлянту, чья рука окажется тверже.

– Поэтому вы отказались от выстрела?

– И поэтому промахнулись вы. Ваше счастье этого стоило, оно не было куплено ценой крови… по крайней мере, человеческой. Бывают случайности, не так ли? Вы же не целились в бродячего пса намеренно. Считайте это знаком свыше… Вам предстоит помнить цену, которую заплатило невинное животное за вашу любовь… А я всё же хочу поднять тост за Орфелину и Анжелюса Дежана – с надеждой, что судьба будет к вам милостива и не возьмет взамен бóльшую дань, нежели этого требует справедливость.

На этот раз водка пошла тяжелее, и Анж ощутил приступ тошноты.

– Мсье Дежан, а что вы думаете по поводу того странного напитка у папаши Фредэ? Я спрашивал многих. Ну, все видели джунгли, обезьян, каких-то голодранцев, бой на море… А девушка на берегу? Одежда из перьев, лицо неразборчиво… – Модильяни поднял палец. – Мне показалось, что она похожа… что это…

– Чай готов! – На пороге появилась Селена и поморщилась при виде бутылки. – И придется готовить что-нибудь посерьезнее яблочных шарлоток.

* * *

Спускаясь к ужину в гостиную к мадам Донадье, Амедео сосредоточенно держался за перила.

– Постелим ему у нас, – шепнул Анж. – Иначе он не вернется домой без приключений.

Бутылку допили втроем. Девушка искренне радовалась примирению. Вспомнив прошлое, даже прошлась по комнате на руках. Моди был в восторге.

– Дорогие хозяева! – Амедео сосредоточенно пытался вбить пробку в горлышко опустевшей бутылки. – Я хочу почитать вам из Данте… «Всё, чем природа или кисть доныне пленяли взор, чтоб уловлять сердца, иль в смертном теле, или на картине, казалось бы ничтожным до конца пред дивной радостью, что мне блеснула, чуть я увидел свет ее лица…»[1]Кисть, карандаш… Сегодня выяснилось: я больше ни на что не гожусь… – Он оставил бутылку в покое и вытащил из кармана потрепанный блокнот с огрызком карандаша на цепочке. – Мы с Риверой были у Дома инвалидов, на медицинской комиссии… Меня не взяли в армию, Стайн была права. В толпе надо мной смеялись. У Диего оказалось что-то с ногами… А вот Сандрару, Леже, Аполлинеру, Кислингу повезло, и их сейчас принимают в «Ротонде» как героев, даже бесплатно выставили шампанское. Я оттуда сбежал. Эренбурга тоже забраковали, – Моди положил перед Селеной вырванный из блокнота листок с портретом ее и Дежана – легким, контурным, но очень точным. – Война – капризная дама, она выбирает лучших… больше не хочу набиваться к ней в любовники…

Амедео задремал на полуслове. Селена принесла постельное белье. Анж снял с Моди куртку и ботинки, уложил в спальне на кровать и тихонько вышел.

– Постойте! – донесся приглушенный голос Амедео. – В кармане куртки, под блокнотом… Это лежало на крыльце. Подобрал и забыл… Мне почему-то страшно вам это показывать… Смуглая богиня у прибоя, будто начало поэмы… – Он захрапел.

Анж и Селена переглянулись.

– Что он хотел сказать? – Девушка взяла куртку Моди со стула.

Из кармана выпал небольшой розовый конверт. Селена подняла его и протянула художнику.

– Кажется, здесь написано по-русски.

– «Державину Андрею Всеволодовичу и Орфелине-Селене Моро-Санж. Приглашение в балаганчик «Фиаско»», – прочел Анж ровные, написанные красивой вязью строки. – Вскроем?

– Нет-нет! – поспешно заговорила девушка. – Давай сделаем это утром. Не знаю почему, но мне тоже страшно.

Глава 6. Балаганчик «Фиаско»

Анж долго не мог заснуть.

Селена мирно посапывала, положив ему ладонь на плечо. Эта рука держала его сильнее самых крепких оков.

Но судьба изменчива. Быть может, война потребует жертву и от них. Фронт разлучит влюбленных, разбросает, изменит, сделает сильнее и тверже. Анж окажется в артиллерии, Селена станет сестрой милосердия. Изящные ладони девушки будут вытирать испарину на чьей-то чужой воспаленной коже. Прекрасные глаза потускнеют от усталости, волосы скроет белая материя с красным крестом. О прошлом Селене напомнит лишь редкая трель сверчка из-под полога медицинской палатки. Или однажды ночью, после тяжелой операции, девушка выйдет на свежий воздух и увидит, как над воронкой от снаряда кружат светлячки…

Часто ли она будет вспоминать его? Станет ли жалеть о том, что было недосказано?..

Поначалу будут приходить письма, потом на фронтах всё смешается, боевые части не раз поменяют состав и место расположения. Мятые конвертики с марками затеряются на передовой. Может статься, что полные любви и надежды письма кто-то пустит на растопку и будет греть над ними пропахшие порохом руки.