Книга "МиГ" - перехватчик. Чужие крылья - Роман Юров

— А куда же ты теперь? Как дальше?

— Дальше? Дальше устроюсь к вам, в полк. Дядя обещал помочь. Ты разве не знаешь? Валька же беременна, вот и пойду на ее место, машинисткой. За тобой присматривать, чтобы не баловал, — в глазах у Тани заплясали уже знакомые бесенята, и она с вызовом поглядела на его руку, сжимающую грудь.

— Отлично, — Виктор расцвел от радости. — Хоть одна хорошая новость за последнее время. Так ты с нами в тыл поедешь? — спросил он, демонстративно расстегивая пуговицы на платье и запуская руку ей за пазуху. Сдвинув лифчик в сторону, он принялся нежно поглаживать ее грудь.

— С вами, — Таня вернула его руку на место и шутливо шлепнула по пальцам. — А то как же можно тебя без присмотра оставить?

— Да я вообще паинька, — нагло соврал Виктор и полез ей под юбку. Увы, край рейтуз был где-то очень далеко и оттянуть их, чтобы пролезть под трусики, оказалось невозможно.

— Я вижу, за таким паинькой глаз да глаз нужен, — вздохнула она, водворяя его руку обратно. — Да хватит уже, — зло сказала Таня, когда он снова начал расстегивать платье. — Я не хочу!

Видя, что он обиделся, сказала другим, примиряющим тоном:

— День сегодня дурацкий, настроения нет. Ты извини, но я ничего не хочу.

За стеной дневальный с шумом передвинул табурет, и Таня вздрогнула и испуганно сжалась.

— Я пойду, наверное, — сказала она после недолгого молчания. — Голова разболелась, да и дома вещи собрать. Вдруг завтра уже поедем…

Виктор проводил ее до калитки, а потом, вернувшись, долго ходил по комнате, не находя себе места. С ее уходом словно ушла частичка его души. Стало безрадостно и неуютно. Мир как-то померк, стал серым, даже комната словно уменьшилась в размерах, стала мрачной и маленькой. Он понял, что любит Таню и готов ради нее на все.

— Вот дурак, — тихо сказал он сам себе. — К тебе пришла любимая девушка. У нее самой стресс, куча проблем, а она пришла поддержать. Ну и сказал бы ей, что любишь, так нет, надо обязательно в трусы залезть. В итоге обоим только хуже… — Он сидел в полумраке, гадая, любит ли его Таня, и думая, что же делать дальше, в таком виде его и застал комиссар.

— О, Витя, вижу, за ум взялся, размышляешь над своим поведением, — сказал он, входя в комнату и усаживаясь на единственный стул. Правильно делаешь.

Комиссар был слегка пьян, от него пахло водкой и луком, перебивая запах одеколона. Он принялся неторопливо набивать свою трубку, закурил и поднял на Виктора свои хитро прищуренные глаза.

— Ты, Витя, летчик хороший, расчетливый — Шубин рассказывал, и главное, везучий. Ты ведь в бою сперва думаешь, вот и в жизни сначала подумай хорошенько, а потом уже дело делай. А ты чего натворил? Понимаю, Таня твоя подруга, наслышан, — он криво улыбнулся уголком рта, — вот только бить морду старшему по званию — это все-таки чревато. Особенно в военное время.

Хорошо еще, что я Зарубина Сергея Ивановича — командира этого полка, давно знаю, хорошие у нас отношения. Он дело раздувать не будет, так что ты, можно сказать, отделался легким испугом. Но урок этот запомни…

— Да понял я, Сергей Викторович. Подставился по-глупому, надо было этого козла за угол отвести…

— Эх, Витя, ничего ты не понял…

— Да понял я. Вот вы так же смотрели бы, если бы вашу невесту лапали?

— Невесту? — Зайцев иронично поднял одну бровь. — Однако быстро!

— Невесту! — подтвердил Виктор, а в голове мелькнула мысль: «Господи, что я несу…» — И вообще, — продолжил он, — у нас все серьезно, я и жениться могу!

— Жениться? — Комиссар выглядел слегка ошарашенным. — Витя, я все понимаю, дело молодое, без женщины тяжко. Но, вот так вот, с ходу жениться? На официантке из БАО?

— А что, — удивился Виктор, — официантки уже не люди? Она к тому же почти институт окончила, война помешала, а официанткой случайно стала. Девушка хорошая, из приличной семьи.

— Гм, — комиссар задумался. — Ну ладно, допустим, женишься ты, а дальше как? Война идет, тебя ведь сбить могут…

— И что? Война, война… кругом эта война, все на войну валим. А жить-то по-человечески когда будем? После войны? Это еще не скоро.

— Ну, Витя, ты это брось, чтобы я такого больше не слышал. Ты же знаешь, что наш Главнокомандующий товарищ Сталин сказал: «Добиться, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских захватчиков и освобождения советских земель от гитлеровских мерзавцев», — процитировал комиссар по памяти.

— Ну, правильно, — вывернулся Виктор, — а Европу потом от фашистов освобождать? За неделю ведь не управимся. Наполеона вон, сколько потом добивали?

— Ну, ты сравнил, — усмехнулся комиссар, а потом задумался. — Ладно, — сказал он, — дело, конечно, твое. Но все равно не спеши, подумай хорошенько.

— А чего мне думать. Я сирота, вы знаете, и она тоже. Если меня завтра собьют, от меня вообще ничего не останется. А так хоть… да и, может, пенсия ей потом будет. Все же легче.

— Ладно, — вздохнул комиссар. — Война, женитьба. Эх, — он яростно поскреб усы. — Утро вечера мудренее. Завтра буду думать. — Зайцев поднялся, чтобы уходить.

— Сергей Викторович, — Виктор, видя, что у того хорошее настроение, решил обратиться с просьбой, — можно я отлучусь, минут на десять, не больше.

— На десять? Кстати, а где остальные орлы?

— Вышли. Тут, у соседей, в гости пошли, вот-вот должны вернуться.

— Хромает дисциплинка, елки-палки. Смотрите, возьмусь я за вас. Ладно, беги, куда хочешь, только быстро. Поздно уже. И смотри, с новенькими больше никаких конфликтов. Даже в их сторону не дыши, ясно?

Комиссар ушел, а Виктор лихорадочно стал одеваться. Через минуту он уже несся по раскисающей дороге к Таниному дому. На улице давным-давно стемнело, но жизнь в деревне все еще никак не засыпала. Отовсюду слышались голоса, хлопали двери, мелькали серые людские тени. Прибывший полк все еще обживался на новом месте.

К его удивлению, открыла Светка. Она окинула Виктора неприязненным взглядом, позвала Таню и захлопнула дверь перед самым его носом, оставив Виктора стоять в темноте тамбурка. Он успел только увидеть, что комнату покрыли многочисленные веревки с развешенной сохнущей одеждой. Таня вышла буквально через несколько секунд. Она была в солдатском нижнем белье, лишь накинула на плечи платок.

— Что-то случилось? — настороженно спросила она.

— Да, — свой голос Виктор слышал, словно со стороны. — Я пришел сказать, что люблю тебя больше всего на свете.

Таня замерла, и Виктор пожалел, что в темноте тамбура не может видеть ее лица. Потом его шею обвили тонкие девичьи руки, и она принялась целовать его, прошептав на выдохе:

— Я тоже тебя люблю, Витенька.

Они долго целовались в темноте, потом Виктор нащупав, что под нательным бельем на Тане ничего не надето, запустил руку ей в кальсоны, и его пальцы коснулись чего-то горячего и влажного среди волос, скользнули внутрь. Одурев от возбуждения, он судорожно принялся стаскивать с нее штаны, одновременно пытаясь их расстегнуть.