Книга Затворник - Сергей Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько времени? – спросила Елена Петровна как будто строгим тоном.
– Ерунда! – махнул рукой Ваня. – Время детское, двенадцать, или около того...
– И быстро спать, – непререкаемо заявила Елена Петровна. – Завтра тебя опять до полудня не добудишься.
– У меня, между прочим, если ты забыла, – каникулы!
– Да, помню... Завтра последний день. И поэтому ты решил день с ночью поменять? Это тебе папа будет потакать или мама. А я старушка строгая – не только с сыном, но и с внуком. Кино закончилось?
Ванька слез с отца и понуро кивнул.
– Тогда чисть зубы и в постель.
Мальчик с надеждой посмотрел на отца.
– Нечего! – сказал Костя, подсмеиваясь. – Мы у бабушки в гостях, она тут хозяйка и ведает распорядком. Я тебя не спасу. Она и меня может запросто в угол поставить.
Ваня кивнул и, притворяясь, что расстроился, зевая в кулачок, пошел в ванную – чистить зубы.
– Что ты решил? – спросила мать.
– Мама, все, что решил, я тебе озвучил. Пока будет так: я работаю дома.
«Не хватает еще, – подумал Костя, – чтобы Князев – и где гарантия, что только он один? – являлся сюда».
...Никакого скандала не было. Расстались мирно. Ну... или почти мирно.
Оксана приехала двадцать шестого января, разделась в прихожей, прошла в комнату, мельком взглянула на напряженного Костю – и улыбнулась.
– Ты чего такой? – спросила она. – Все нормально, милый... Внизу ждет машина, я перевожу вещи, так что времени у меня немного.
Она разложила на столе списки вещей (не поленилась, подумал Костя, составила).
За время ее отсутствия – около месяца – Костя примирился с мыслью, что она уходит. И сейчас никакого волнения не ощущал. Ну... или думал, что не ощущал.
Кроме того, вчера Вадим сказал то, о чем Костя подсознательно догадывался:
«Вы меня извините, Константин... Это, безусловно, не мое дело, и тем не менее... У вас нет ощущения, что Оксана...»
«Изменяет мне?»
«Точнее, переспала с вашим другом Сашей. Давно, еще до его отъезда...»
Костя очень хотел спросить у Оксаны, правда ли это. Ответ он знал почти наверняка... Но спросить хотел все равно.
Оксана собиралась неторопливо, стараясь ничего не забыть. Так собирается человек, который не планирует возвращаться. Оказывается, она привезла с собой две большие дорожные сумки. Вещи складывала аккуратно, любовно.
Они долго молчали. Костя наблюдал за ее действиями и не выдержал первым:
– Ты хорошо подумала?
Она кивнула. По ее лицу он видел, что она еле сдерживается, чтобы не начать говорить. Он провоцировал ее, как змей-искуситель:
– Не пожалеешь потом?
Уложив две кофты, она выпрямилась и посмотрела на него:
– Кость, все решено сто лет назад. Я несколько раз себя останавливала. Давай не будем сейчас выстраивать причинно-следственные связи, ты отлично знаешь, что дело не только в том, что у тебя проблемы с работой, и не в твоем решении изменить свою жизнь. Все говорено, я не хочу повторяться.
Костя сидел на диване и смотрел, как она расхаживает по квартире и собирает вещи.
Из кухни, отобедавши, облизываясь, появился Фолиант, вспрыгнул на диван, улегся рядом с хозяином, со смятением наблюдая за манипуляциями Оксаны.
Не глядя на кота, она сказала:
– Я бы хотела, чтобы Фолик остался с тобой.
– Я бы тоже, – сказал Костя.
– Я готова платить... – она запнулась, – алименты на него. Чтобы он ни в чем не нуждался.
– Мы справимся. Кота я как-нибудь прокормлю. Но в любом случае – спасибо. Фолик, поблагодари хозяйку за щедрость.
При этих словах кот соскользнул с дивана и, словно выражая протест, ушел в соседнюю комнату.
Резко и звучно застегнув молнию на одной сумке, Оксана отнесла ее в прихожую, поставила у двери, вернулась и, уставясь в список, принялась вычеркивать те вещи, которые уже собрала.
– Как насчет второго шанса? – спросил Костя.
– Что?
– Ну, дать человеку возможность исправить...
Оксана открыла шкаф, достала несколько своих костюмов, принялась складывать их.
– Я понимаю, Костя. Ты говоришь это из вежливости. Именно из вежливости. Все все обдумали, проанализировали и... как это... сбалансировали. Ты хочешь на будущее гарантировать себя от обвинений в том, что не пытался удержать женщину, с которой тебя столько связывало, которую любил ты... И главное – она тебя любила, Костя.
– Наверное, именно поэтому она переспала с его лучшим другом.
Оксана сбилась в движениях всего на мгновение.
– На самом деле, тебя не интересует ничего, кроме твоей книги. – Она достала коробку с туфлями. – Я читала ее. Хочешь знать мое мнение?
– А ну-ка, – сказал Костя без выражения.
– Все, о чем ты пишешь, – вторично. Возможно, это и не графоманство, я не очень в этом разбираюсь... Но я читаю твою книгу практически с того момента, как ты начал ее писать... Все это было и в литературе, и в кино. «Ах, он богатый, умный, одинокий, встретил ее, несчастную, готовую покончить с собой, – сразу влюбился, она вышла за него замуж, они жили долго и счастливо и умерли в один день». Бред и пошлятина. Сколько подобных сказок нынче! Твое произведение не будут покупать, оно просто никому не нужно. Ты не сочинил ничего нового. Огромное количество книг, которое ты прочел, трансформировалось в твоей голове в пошлый, вторичный сюжет, который ты и пересказал своими словами, не всегда грамотно. Это поражение, Костя. Очередное. Я просто устала от них, поэтому ухожу.
Она говорила ровным тоном, продолжая собираться. Костя выслушал все. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Он был оглушен.
Если его роман так воспринимает Оксана, самый близкий последние годы человек, то все остальные... Люди, которые будут покупать и читать его книгу...
– Ты столько времени ваяешь обычный дешевый женский роман, из числа книжек в мягких обложках, которые валяются на всех лотках по тридцатке за штуку... Костик, ты бездарность. Ты социальный неудачник.
Хлопнула дверь. Оксана ушла, нагруженная большими дорожными сумками.
Костя продолжал сидеть не двигаясь. Ему казалось, что ее слова, сказанные спокойным тоном, продуманные – и оттого еще более обидные, продолжают звучать.
Дверь в соседнюю комнату отворилась, вошел Вадим – загорелый, в шортах, футболке без рукавов, открывающей рельеф мышц, и шлепанцах.
– Только не сейчас, Вадим, – сказал Костя.
– Я был в соседней комнате последние несколько минут и все слышал. Остается пожалеть вашу жену, что она разглядела в книге только это. Налет, Костя. Все, о чем она говорила, не более чем налет, пенка на молоке. Как правило, под пенкой еще целая кружка молока. А то и кастрюля. У меня и в мыслях нет вас успокаивать, вы знаете – я не из той породы людей... Но я понимаю, что творится сейчас у вас в душе, и прошу: не делайте резких движений только потому, что одна... не самая умная женщина прочла неоконченное произведение и сказала слова, каждое из которых призвано оскорбить и унизить, хоть и звучат они... как обдуманная позиция. Ее точка зрения ничего не значит, поверьте.