Книга Чтиво - Джесси Келлерман

— Чарльз, — повторил Пфефферкорн.

— Они зовут его Чарли.

— Мне нравится.

Помешкав, из нагрудного кармана Билл достал маленькое фото.

Пфефферкорн разглядывал внука. На деда не особо похож. Конечно, дочь-то больше пошла в мать. Волосы темные, выбились из-под лыжной шапочки. Глаза голубые, но это ничего не значит. Дочь тоже родилась синеглазой, а потом стала кареокой красавицей. Все меняется.

— Он прелесть, — сказал Пфефферкорн.

Билл кивнул.

— Есть второе имя?

Билл опять помешкал.

— Артур.

Помолчали.

— Можно оставлю? — спросил Пфефферкорн.

— Да, это тебе.

— Спасибо.

Билл кивнул.

— Значит, ты ее видел?

— Нет, но наслышан.

— И как она?

— По-моему, справляется. Конечно, тоскует по тебе. Однако живет своей жизнью.

— Другого и не надо. Правда, я совсем не в восторге, что оставил ее с ним.

— Думаешь, найдется такой, кто приведет тебя в восторг?

— Вряд ли.

— Ну вот.

Пфефферкорн кивнул. Махнул снимком:

— Еще раз спасибо.

— Пожалуйста.

Пфефферкорн спрятал фото в карман.

— Ты хороший писатель, — сказал он. — И всегда был.

— Врать-то зачем?

— Я не вру. У тебя талант.

— Приятно слышать.

— Прими как комплимент.

— Ладно.

Помолчали.

— Вот чего я не пойму насчет этой сделки, — сказал Пфефферкорн. — Ты же вроде как умер?

Билл кивнул.

— И вдруг выпускаешь новую книгу?

— Под своим настоящим именем.

— Ну наконец-то! — рассмеялся Пфефферкорн.

— Удивлюсь, если продажа превысит дюжину экземпляров.

— Но ведь ты пишешь не ради тиража.

— Нет.

— И все же, зачем им это? — спросил Пфефферкорн. — Какая выгода?

— Возможно, это моя награда за тридцатилетнюю службу.

— Брось! Даже я знаю, что их это не колышет.

— Другого объяснения нет.

Пфефферкорн задумался.

— Все-таки лучше, чем золотые часы.

— И гораздо лучше, чем стать утопленником.

— Как сказать. Кто твой издатель?

Билл усмехнулся.

— Предположим, ты выполнишь… — сказал Пфефферкорн.

— Что выполню?

— Свою часть сделки.

— Кончай ты!

— Предположим. Как они узнают, что ты все исполнил?

— Узнают.

Пфефферкорн ждал ответа.

— Они наблюдают, — сказал Билл.

— И сейчас?

Билл кивнул.

— Откуда?

Билл повел рукой. Отовсюду.

— Значит, они точно так же узнают, что ты не выполнил приказ и я сбежал.

— Ну хоть попробуй.

— Зачем? Ведь они узнают. Пойдут по следу и рано или поздно поймают, даже если в землю зароюсь. А с тобой что будет?

Билл промолчал.

— О чем и речь, — сказал Пфефферкорн.

Долго молчали.

— Соглашайся, — сказал Пфефферкорн.

— На что?

— На сделку. Соглашайся.

— Не валяй дурака.

— Я бы согласился.

— Неправда.

— Откажешься — обоим конец.

— Не обязательно.

— Меня найдут. Сам же сказал. Они всегда находят.

— Не найдут, если меня послушаешься.

— Никаких звонков.

— Да.

— Никаких книг.

— Да.

Пфефферкорн покачал головой:

— Невозможно.

— Все очень просто. Не покупай телефонную карту. Не покупай книги.

— А я говорю, совсем не просто. Пока она там, это невозможно.

Билл промолчал.

— Не глупи, — сказал Пфефферкорн. — Если не ты, кто-нибудь другой.

Билл промолчал.

— Пришлют кого-то чужого. Не хочу.

Билл промолчал.

— Считай это моим условием. Может, чего и выйдет.

— Заткнись, а?

— Что важнее: чтобы именно ты это сделал или чтобы я просто сгинул?

— Я не желаю об этом говорить.

— Вопрос существенный, — сказал Пфефферкорн.

Билл промолчал.

— Надеюсь, второе.

— Заткнись.

— Скоро заткнусь. Помнишь, что ты сказал в сарае?

Билл не ответил.

— Писатель, который умеет вовремя замолчать, — большая редкость. Это про меня.

— Господи боже мой! Это не метафора жизни!

Пфефферкорн достал письма, которые всегда носил с собой. Листки обрели округлость ляжки и вобрали ее тепло.

— Это тебе, — сказал он, разлепляя страницы. — Сейчас можешь не читать.

— Арт…

— Вообще-то, даже лучше, если после прочтешь. А это — дочери. Обещай, что она его получит.

Билл не шелохнулся.

— Обещай, — повторил Пфефферкорн.

— Не собираюсь я ничего обещать.

— Ты задолжал мне услугу.

— Ничего я тебе не должен, — сказал Билл.

— Черта с два.

Ударил церковный колокол. Раз.

Пфефферкорн помахал письмами:

— Обещай, что она его получит.

Два, три.

— Не век же тебе со мной сидеть.

Четыре, пять. Пфефферкорн засунул письма Биллу в нагрудный карман. Обмахнул одежду, оглянулся на поселок. Шесть, семь, восемь. Посмотрел на океан. Девять. Пошел к воде, чувствуя на себе взгляд Билла. Десять. Потянулся. Одиннадцать. Раз-другой присел. С двенадцатым ударом вошел в воду.

— Янкель.

Пфефферкорн брел против волн. Колокол смолк, но эхо его еще звенело.

— Вернись.

Вода дошла до колен.

— Арт.

Высокое небо — чистый колонтитул, горизонт — литерная строка. Оглянувшись, Пфефферкорн улыбнулся и крикнул, перекрывая шум волн: