Книга Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Ночная искательница приключений приложила палец к губам. В левом кулаке она сжимала то, что было подвешено к шнурку. Небольшой мешочек из темной ткани или кожи. Девушка скользнула вперед, и уже через секунду ее руки крепко обхватили шею Марка. Она прижалась к нему животом, бедрами, коленями, обволокла запахом острого молодого пота и возбуждения. По позвоночнику викторианца вновь прокатилась дрожь, сладко и больно заныло в паху. Оле клацнул зубами — но Марк больше трех лет не был с женщиной, и тень, заскулив, уступила. Ладони викторианца сдавили мягкую грудь. Ниже, по бархатистой гладкости живота, ниже, по теплой коже, к горячей и влажной ложбинке. Геодка, коротко застонав, откинулась назад. Ее рука скользнула за пояс брюк Марка, нащупала то, что искала, освободила. Викторианец подхватил девушку, вжимая спиной в ивовый ствол. Половинка луны запуталась в сетке ветвей над головой и могла лишь бессильно смотреть, как, раздвинув ноги, среброволосая впустила Марка в себя и качнулась ему навстречу.

Жизнь приберегает самые неприятные свои сюрпризы на сладкое.

Половинка луны закатилась за темный древесный ряд. Кажется, в этот раз Оле остался не солоно хлебавши. Марк лежал на мокрой от росы траве и смотрел в наливающееся предрассветной синью небо. От земли тянуло холодом, по коже бежали мурашки, но впервые за много лет викторианец чувствовал себя если не счастливым, то хотя бы спокойным. В этот момент свернувшаяся рядом с ним девушка завозилась, приподнялась на локте и сказала с хрипотцой в низком голосе:

— Знаешь, Салливан… а твой дядя гораздо лучший любовник. Хотя и он не фонтан.

Прежде чем Марк успел хотя бы удивиться, среброволосая рванула завязки мешочка и вытряхнула на траву его содержимое — крошечного человечка в нелепом темно-зеленом камзоле и в такой же шапочке. Человечек встал на четвереньки и шустро пополз к ближайшему кусту. Полз он, однако, недолго. Девушка сцапала человечка в кулак и поднесла к самому носу Марка.

У лепрекона были рыжие волосы и лицо Шеймаса Салливана.

— Спасите! — пискнул лепрекон по-английски. Спасти человечка Марк не успел. Геодка сжала шею лепрекона пальцами и оторвала ему голову.

— Ты не представляешь, как давно мне хотелось это сделать, — промурлыкала она.

Из разорванной шеи человечка брызнула красная кровь. Капельки упали на щеку викторианца — и тут в его груди взорвалась убийственная, непереносимая боль.

За последние три года Марк Салливан умирал не раз.

Во сне и в бреду, когда жгучей капелью стекал купол дублинского супермаркета, а внутри царапалась личинка.

В задымленном лесу, когда он был туземным мальчишкой и волдыри на ногах лопались, не успев набухнуть. На ионнанитском кресте. В дедовской ванной.

Только никогда еще смерть не была к нему так жестока.

С недоумением Марк услышал собственный крик — не крик, а вой, раздирающий в клочья легкие.

С недоумением увидел, как изъязвляется кожа на руках, обнажая мясное месиво. Кровь забрызгала лужайку широким пятном. Клетки лопались одна за другой, высвобождая содержимое, словно в каждой включилась миниатюрная микроволновка.

Среброволосая девушка уронила фигурку, отбросила назад тяжелые волосы и отступила на несколько шагов. Возможно, ей не хотелось пачкать в крови белую крестильную рубаху. Марк бессильно смотрел, как она отходит и останавливается у корявого ствола ивы, той самой, в которую еще недавно упиралась спиной и напряженными ягодицами. Смотрел, пока мог смотреть. Затем глаза перестали видеть.

Марк остался один в темноте. В темноте, где не было теней, в предрассветном мраке, без луны, без солнца и даже без убитых им самим фонарей. В том мгновении перехода между ночью и днем, когда Оле не мог явиться на помощь. Сейчас вместо Оле, прохладного, спокойного, верного Оле над Марком стояла «заглушка», и он впервые понял, почему психики так ненавидят геодцев. Сознание почти ослепло от боли. «Заглушка» терзала обнажившийся мозг не слабее, чем быстрая смерть терзала тело.

Если бы небо было чуть светлее…

«Но ты же хотел умереть, — хмыкнул голос внутри Марка. — Ты хотел и добился своего… Наслаждайся».

«Я хочу знать, что происходит».

«Стоит ли смотреть дареному коню в зубы?»

«Я хочу знать, что происходит».

«Ты просто цепляешься за жизнь, трус».

«Я хочу знать, что происходит, и я это узнаю».

Времени у Марка почти не оставалось, и все же кое-что он еще мог сделать.

От ворочающегося на земле тела побежали жиденькие, неубедительные молнии. Жалкие, как струйка напрудившего щенка, они не убили бы сейчас и мухи, но Марк не собирался убивать мух. Молнии стеклись в ручеек и, дотянувшись до кованого основания фонаря, лизнули железо. Низковольтный ток разбудил светильник. Фальшивое синеватое пламя мигнуло и вспыхнуло, отбросив на лужайку круг бледного света. Света едва хватило, чтобы проявить у ног вставшей на четвереньки фигуры полупрозрачную тень. Еще через мгновение тень налилась чернотой, и Марк нырнул в этот чернильный мрак, как измученный зноем бросается в ледяную воду.

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца». В голове Вигна крутилась эта нелепая фраза, крутилась и крутилась, словно поставленная на циклическое прослушивание запись.

Происходящее казалось бы смешным, не будь психику так больно и жутко. Пятнадцать «заглушек» терзали его бедную голову, пятнадцать красных раскаленных звезд под веками. Пятнадцать человек на… Только среброволосые гости — не люди. Это Лукас понял еще до того, как «узы», звякнув, оборвались, икэсугиру мешками повалились на пол и сам он через секунду последовал за ними. Пятнадцать пришельцев, похожих, как близнецы, стащили Шеймаса с платформы и швырнули наземь. В центр круга. Пятнадцать выстроились в кольцо, положив руки друг другу на плечи, и сейчас исполняли что-то вроде сиртаки. По часовой стрелке, быстрее, все быстрее — и против, все медленнее, и снова… Лукас не понимал, почему Шеймас ничего не делает, ведь «заглушки» на ирландца не действовали. Однако старший Салливан не пытался уйти. Он валялся в центре круга и выл от боли. Сам Лукас тоже взвыл бы, но мышцы гортани сковала судорога. Если геодцы не уберутся в течение часа, ему конец. Свет в цеху лихорадочно мигал, искрила проводка. Уже тянуло вонью жженого пластика. По волосам танцующих пробегали синие электрические искорки, а там, где Шеймаса пригвоздила к полу ось безумного колеса, вспухало медленное сияние…

Лукас не понял, в какой момент все изменилось. Свет снова мигнул и вспыхнул ярче. Танец продолжался, но что-то нарушилось в его безжалостном ритме. Лукас не мог разглядеть, что происходит в центре круга. С огромным трудом психик встал на четвереньки, а затем, цепляясь за стену, поднялся во весь рост. Шеймас… что делает Шеймас? Ирландец лежал в пятне темноты, и это пятно подергивалось, обретало форму… Над Шеймасом, из Шеймаса поднималась тень. У тени было лицо Марка Салливана и белые глаза призрака. В правой руке тень держала узкую полоску мрака. Меч. Черная, как ночь, катана.