Книга Стерх: Убийство неизбежно: Роман - Николай Басов

– До свидания, Николай Василич.

– Иди, иди уж, – проворчал рыбак. – Ей уже недолго осталось тут возиться, скоро на работу отправится.

Стерх вскочил в свою машину, словно за ним гнались. И поехал к уже известному ему дому, даже не закрыв толком дверь. Он действительно не предвидел, что ему выпадет такая удача. И эту удачу он собирался использовать на всю катушку.

Глава 26

Дверь оказалась открыта. Но Стерх, проверив, как легко она ходит в петлях, не решился войти. Он потоптался и с некоторой неуверенностью надавил на пуговку звонка. До него не донеслось ни звука, словно он и не звонил. Тогда он похлопал по двери открытой ладонью, словно пыль выбивал из старого, в немыслимую клеточку коленкора, под которым почти не было подкладки.

Подождал. Снова никакого ответа, ни малейшей реакции изнутри. Тогда он открыл дверь и с замиранием сердца сделал два шага в прихожую.

Квартира эта была обычной хрущевской «распашонкой», то есть комната налево, и комната направо. Сразу после узкого коридорчика налево, перед комнатами, находилась кухня. Из нее до Стерха доносились самые мирные звуки на свете – позвякивала посуда, шумела вода и доносился негромкий девчоночий голосок, напевающий какую-то мелодию. Кажется, что-то из Аллы Пугачевой, со словами: «Жизнь меня порой колотит и трясет, но от бед известно средство мне одно, вот сейчас, когда смертельно не везет, говорю, что везет все равно». Стерху смутно показалось, что в песне слова немного другие, но придираться он не стал. Он еще раз похлопал по двери в туалет, и сделал шаг к кухне.

Из-за поворота на кухню выглянула Нюра. Она увидела Стерха и побледнела, это было видно несмотря на то, что свет падал сзади. Она подняла дрогнувшую руку в мыле к груди и произнесла:

– Ой!

– Это всего лишь я, – произнес Стерх быстро. – Николай Василич сказал, что вы тут, Нюра, и что можно с вами поговорить.

– Вы меня напугали, – она скрылась на кухне, и вода тут же стала течь тише.

– Я не хотел, – сказал Стерх. – На всякий случай, извините. Дверь была открыта.

– Да, я знаю, – она продолжала мыть посуду, но теперь каждое движение ее было медленным и неуверенным. Посуда позвякивала так тихо и осторожно, словно ее чистота уже не имела никакого значения.

Стерх прошел на кухню, посмотрел на Нюру. Она стояла, опустив голову, в простом домашнем халате, в фартуке из цветного полиэтилена, с пятном пыли на щеке, вероятно, оно возникло, когда девушка убирала комнаты.

– Жалко, что он разрешил вам со мной разговаривать, – сказала она. – Я думаю, ничего хорошего из этого все равно не выйдет, придется вам уходить.

– Ну, зачем же так? – для верности Стерх сел на табуретку, стоящую у кухонного стола. Так его было труднее сдвинуть с места. – И почему вы думаете, что из этого ничего не выйдет?

– Скажите пожалуйста, почему девушкам все время приходится страдать от грубости и бесцеремонности мужчин?

Стерх не ответил. Вопрос этот не имело смысла обсуждать, если пресловутый бесцеремонный мужчина не хотел тут же бурно и послушно каяться, принимая на себя все грехи мира. Нюра, не оборачиваясь, домыла посуду, повернулась, посмотрела на Стерха, нахмурившись, убавила газ под большой кастрюлей, распространявшей запах борща, и стала снимать фартук.

– Что вы тут ищете?

Стерх еще раз посмотрел на ее руки, чистенькие, с коротко подрезанными розовыми ногтями, без малейших признаков лака, чуть покрасневшие от горячей воды.

– Я приехал попросить Николая Васильевича показать мне фотографии. Семейный альбом. Вы мне его покажете?

– Нет, – резко отозвалась Нюра. – Я спешу, и так тут задержалась дольше, чем рассчитывала.

– Я на машине, могу подбросить вас к дому Витуновых, это позволит сэкономить время. Вы как обычно туда добираетесь?

– Электричкой. – Она еще раз окинула хозяйским взглядом кухню. – А потом автобусом… Пойду приму душ и переоденусь.

– А альбом?

– Я же сказала, у меня нет времени.

– Тогда можно я сам посмотрю? Когда кончу, я все положу на место, обещаю. – Он смотрел на нее с внезапным интересом. – Где я могу его добыть?

– Ищите сами, – она все еще демонстрировала недоверие и враждебность, но теперь в ее тоне проскальзывали нотки неуверенности. Их Стерх не ожидал, но слушал, как музыканты слушают самые трудные, не очень четко исполняемые пассажи. Если бы он не боялся упустить что-то из этого разговора, он бы даже глаза закрыл, чтобы получше разобраться в этих интонациях.

Она резко повернулась и ушла в ванную. Стерх заглянул в левую комнату, она была чуть меньше. Кушетка, шкафчик, зеркало на большом комоде, не имеющем никакого сходства с трельяжиками шестидесятых годов или туалетными столиками. На нем стоял проигрыватель и лежала кучка старых пластинок. Становилось понятно, почему в голове у этой девушки звучала песня, спетая чуть ли не до ее рождения. Фотографий тут быть не могло, скорее тут обреталось постельное белье, полотенца и зимние вещи, которые еще не достали.

Он заглянул во вторую комнату. В душе зазвенела по чугунной ванне вода. Тут стоял широкая раскладная кровать, которая так давно не превращалась в диван, что походила на раздавленную каракатицу, даже ножки покривились. У окна блестел полированный стол, рядом с ним как-то кривовато, закрывая угол, примостился старый, низкий книжный шкаф, половину которого за стеклом занимали не книги, а дешевенький хрусталь и стопки фаянсовой посуды. Стерх открыл дверцы этого шкафа и быстро, словно всю жизнь только и делал, что рылся в чужих вещах, перебрал книги из серии «Жизнь замечательных людей» и папки с какими-то пожелтевшими документами. В самом дальнем углу второго ряда находился альбом для марок, из тех, страницы которого еще были расчерчены меленькими квадратиками. На его страницах Стерх и нашел приклеенные намертво, пожелтевшие в уголках фотографии. Их было немного, они наполняли едва ли треть альбома.

Он не успел как следует вработаться в эти фотографии, как дверь открылась и в комнату вошла Нюра. Она была свежей, чуть надменной, и ее волосы влажно поблескивали.

– Ага, нашли. Чувствуется, что вы не особенно стесняетесь, где бы ни оказались.

– Вы не помните свою мать? – спросил Стерх, решив не обращать внимания на задиристый тон.

– Я была слишком мала, когда… Когда произошел несчастный случай. – Она вздохнула. – Отец еще из командировки не вернулся.

– Да, я знаю, – сказал Стерх.

Он смотрел альбом, стараясь запомнить всех этих улыбающихся людей на фоне циклопических и не всегда понятных сооружений. Среди них с большим трудом можно было найти невысокого, еще молодого Капитанова. В плотно собранных группах попадались темнокожие люди, видимо переводчики, стоящие чуть не по стойке «смирно».

Его все больше охватывало ощущение, что он смотрит эти фотографии напрасно. Они ни о чем не свидетельствовали, они не могли донести до Стерха ни малейшего намека на то, что произошло давным-давно, двадцать лет назад.