Книга Нойоны. Сумерки Эрафии - Александр Бауров

— Ну извини, — с усмешкой ответил гном, — я просыпаюсь в одно время, в девять часов, когда ваши пе-ту-хи уже откричали. Кроме того, зачем мне переходить на жесткие нары с моей мягкой постельки?! — Он указал на плиты пола и рассмеялся.

— Ты мог заболеть. Мой дядя, мир его праху, всегда говорил, что спать на камнях — последнее дело. Можно смертельно заболеть!

— А мой дядя, к счастью, еще живой, всегда говорил: «Толин, никогда не помогай людям и эльфам, если только они не занимают высокий пост и не отблагодарят тебя. Люди — злобные, завистливые и наглые существа, с которыми у гномов не может быть ничего общего!» Как видишь, я не во всем слушался своего дядю. И тебе не стоит принимать на веру всякую ерунду.

— Хорошо, учту, — сконфуженно ответил молодой человек.

— Кстати, два часа назад в дверь стучали обходчики, велели просыпаться, что за нами вот-вот придут. «Вот-вот» — как я понял, в Эрафии это два часа…

— А еду?

— Что еду?

— Поесть не давали?

— А, ты про это! — Гном поморщился. — Ну вон там, около самой ямы, стоит миска, если не испугаешься, ешь! На мой взгляд, что из этой ямы есть, что оттуда — все одно!

Подойдя ближе, Гримли разглядел грубую миску, в которой находилась какая-то зелено-желтая студенистая масса, запах поднимался соответствующий.

Гном подошел к двери и несколько раз стукнул об нее красивым кованым сапожком. Потом с силой ударил рукой в окошко надзирателя, для чего ему пришлось даже подпрыгивать. Он схватился за ушибленную руку и отскочил.

— Сволочь, надзиратель, дай воды! Откройте! — орал гном.

Гримли тут же понял, чего ему страшно хотелось с самого момента пробуждения — пить!

Вскоре они и вправду услышали звук вращающегося в замке ключа, и в открывшемся проеме показался здоровенный стражник, которому даже Гримли был по плечо, а гном проходил чуть ниже груди. Согнувшись в тесном помещении камеры, страж рявкнул на них:

— На выход, собаки! Попьете у офицера на допросе. Но если вы мне тут насрали мимо параши, я вас не на допрос, а сразу к лекарю поведу. Но он вам не поможет!

— Ясно, командир, — подмигнул Толин, — ведем себя скромно, не срем под себя, разрази меня нойон! — Со смехом гном первым вышел в коридор.

Толин и Гримли сидели в одноместной камере на втором этаже, и идти до палаты допросов им пришлось довольно долго. Из-за дверей слышались призывы о помощи. Кругом была грязь. Какие-то засаленные лавки, столы и стулья стражников. То тут, то там углы затягивала паутина, которая казалась ровесницей этих стен. К тому же во всем здании стоял отвратительный запах прогорклой рыбы.

Александретской тюрьме шел девятый десяток лет, и все это время она не перестраивалась и ни разу не ремонтировалась. Когда их повели к комнате, в которой должна была решиться их судьба, двери открылись, оттуда неожиданно вышла женщина. Ее манеры подсказывали, что основным предметом сделок в ее жизни является собственное тело. Одета она была далеко не так вульгарно, как уличные девки, и Гримли по неопытности даже поздоровался и раскланялся перед ней, чем вызвал смех стражи.

— Это же шлюха, — зашептал на ухо Гримли гном.

Дверь снова открылась, и охрана затолкала их внутрь, сзади раздался щелчок и скрип вошедших в паз запоров. За столом сидел человек лет тридцати-тридцати пяти с тонкой бородкой, острыми усиками. Волосы его были необычайно черны, лицо имело смугловатый оттенок. Одет он был явно богато, но как-то безвкусно. Что ни говори, но от эльфийского посла или вице-канцлера он отличался разительно.

— Ну что ж, присаживайтесь, господа, — бодрым высоким голосом пригласил их к столу припудренный офицер-дознаватель. Он разложил перед собой какие-то свиточки и указал задержанным на два стула перед низким боковым столиком, на котором ворохом лежали вещи, отнятые у них охраной при задержании. — Меня зовут Лесли Тейкванген. Я глава гильдии дознания Северного муниципалитета нашего славного Александрета, чуть не смытого в море по воле Велеса, а вы соответственно Толин Атой и Гримли Фолкин. Ну давайте, объясняйте свои действия и как можно кратче. Правда, разумеется, пойдет вам на пользу, — рассмеялся он.

— Какие действия? — чисто из любопытства спросил Гримли.

— Что значит «какие»? Вы сейчас, собственно, где? Не на плацу, не на параде, а в тюрьме. И только от меня зависит, отпустить вас или оставить здесь ждать суда над всей вашей шайкой месяцев так пять-шесть, что думаете?

— Да все ясно, господин офицер, — с ухмылкой добавил Толин. — Я уже сегодня утром отведал местной баланды, у вас даже сторожевые псы такое не едят.

— Не знаю. Я тут не начальствую, и чем вас тут кормят, меня мало волнует. Хочу вам сказать, что в принципе я вам благодарен. Такое страшное наводнение в тот же день после покушения на короля! Слишком много событий для одного города. А тут молодые крепкие парни помогли задержать шайку Морфея-фолийца, давно славившуюся жестокими грабежами. Наконец их первый раз взяли с поличным.

— Банда мародеров — это, конечно, записные негодяи, но мы-то здесь при чем? Когда нас арестовали, мы не сопротивлялись и еще ночью дали показания, которые должны быть известны и вам. Проверьте их скорее и выпустите невиновных, — не унимался упрямый гном.

— А по-вашему, я для чего вас позвал сюда, любезный Атой? — повышая голос, почти гневно спросил офицер. — Сейчас я вас выслушаю, сверю показания, допрошу других свидетелей, и, если все сложится удачно, вас, конечно, отпустят. Сейчас тут все забито, а что делается в южной тюрьме, вы бы знали. Там вам не вдвоем — вдесятером одноместную камеру пришлось бы делить. А как представишь себе, сколько народу останется… Вообще камеры очень нужны для настоящих преступников после всех этих событий…

— Каких событий?

— Я уже сказал вам, мистер Атой! Хотите выйти отсюда, тогда заткнитесь и не мешайте мне работать.

Тейкванген выпил полстакана и, сев, развалился в своем кресле. Он развернул один свиток, другой, посмотрел на гладкий, плоский лист настоящей бумаги, большой редкости.

— Я есть хочу и пить, — шепнул на ухо Толину Гримли.

— Да он упертый. Видать, его та баба толком не разрядила, вишь, какой гневный, — заметил гном.

Тейкванген дернул какой-то шнурок. Вскоре вошел стражник и принес кувшин воды, от которого пахло стоячей тиной.

— Пейте, — приказал офицер, и Гримли первым с облегчением набросился на долгожданную воду.

Следом выпил и Толин, с опаской смотревший на своего молодого друга, но с юношей вроде все было в порядке.

— Итак, — благодушно, уверенный в том, что только что оказал им величайшую услугу, Тейкванген смотрел в потолок, — первый вопрос вам, мистер, э-э, Фолкин, кажется. Что вы ночью делали в Александрете, если, по вашим словам, вы житель деревни Бренн Мельдской префектуры? Вы сказали, что приехали на ярмарку вместе с другими, торговую площадь с полудня оцепили. Даже самых зажиточных людей не пропускали в город и в порт. Как же вам — он бросил на одежды Гримли презрительный взгляд — это удалось, не вспомните?