Книга Мыши профессора Цаплина - Дмитрий Стрешнев

Мишка понемногу начал понимать, куда делись самолеты, и почему так пусто на улице, по которой они шли, и на которой уж наверное обычно было людно и машинно.

— Ты главный что ли у них? — спросил он.

— А ты хочешь быть главным?

— С чего это? — удивился Мишка.

— Правильно, — одобрил профессор. — "Главный" — куцее наивное понятие, рожденное жалкими человеческими амбициями. Надо быть не главным — надо быть всем.

— Всем — кем?

— Просто: всем.

"Чего он глупости болтает? — подумал Мишка. — В школе, наверное, одни двойки сшибал".

Впереди уже открылись кремлевские зубцы с несколькими башнями.

— Хочешь, зайдем в Кремль? — предложил профессор Мишке.

— А чего я там не видел? — на всякий случай сказал тот.

— Отлично, Миша. Пойдем лучше по территории, не запачканной человеческой нечистоплотностью.

Мишка понял: в Кремле давно не убирали, и потому там очень грязно.

— А ты все-таки скажи, откуда знаешь, как меня зовут? — снова спросил он. Очень его интересовала эта загадка.

Странный дядька засмеялся, будто Мишка сказал что-то смешное.

— Я знаю даже как зовут твою маму: Елизаветой.

— Ну да, — сказал Мишка. — Лизой.

— А папу — Алексеем.

— Да он не папа мне.

— Не папа?

— Ну, вроде, — сказал Мишка. — Может когда-нибудь станет папой.

— А он тебе нравится?

— Ну да… — протянул Мишка. — Ничего так… — и задал вполне законный вопрос:-А ты знаешь, где они?

— Они у меня в гостях.

— И мы к ним идем?

— Нет. Сначала мы пойдем на Красную площадь.

— Зачем, Андреич?

Цаплин улыбнулся, услышав "Андреича". Он даже остановился, правда — всего лишь на секунду, и тут же они пошли дальше, пересекая широкое мощенное камнем пространство, на другом берегу которого за редкими осенними деревьями уже во весь размах высился багровый Кремль.

— Я о тебе думал, Миша. Я знал, что ты есть. И я хотел, чтобы мы с тобой вот так встретились и запросто поговорили.

— Давай поговорим, — согласился Мишка. — А о чем?

— Сейчас ты кое-что увидишь, — продолжал Цаплин, не отвечая на Мишкин вопрос, — и многое поймешь.

Они вышли на Красную площадь. Ничего такого на ней — обещанного супер-пупер необычного — не было. "Сколько еще идти-то, чтобы увидеть, что ты обещал?" — хотел спросить Мишка, но вдруг увидел, присвистнул и невольно прижался к Андреичу. Громадное пространство площади было покрыто слегка шевелящимся ковром. Тысячами… сотнями тысяч мышей. Не видно было ни глаз, ни хвостов — сплошное плюшевое покрывало. Только у тех, что находились совсем близко, можно было различить блестящие бусинки на мордах и, если приглядеться — мелькающие пятнышки носов.

— Ну и фашистов! А они на нас не нападут?

Профессор опять засмеялся — счастливо и загадочно.

— Увидишь.

Когда фигура Цаплина возникла над горизонтом площади, ковер заволновался и превратился в колеблемое ветром озеро. Мишка покрепче прижимал к себе доску и старался не отставать от Андреича. Они прошли мимо каменных трибун и блестящего гранитного бока Мавзолея и стали подниматься по зажатой между стен лестнице. На середине восхождения профессор остановился, чтобы сказать:

— Наступает важный момент для тебя, Миша. Ты должен понять, что поступил сегодня неправильно и постараться искупить свою вину.

Мишка насупился и промолчал.

Преодолев оставшиеся ступени, они очутились на длинной лоджии, как у тетки Софьи, но шире и больше, и Мишка понял, что это то самое место на Мавзолее, которое он видел в телевизоре. Важное место.

Как только они с Адреичем появились на важном месте (точнее, как только появился профессор, поскольку Мишкина голова едва торчала над парапетом), над расстилающейся перед Мавзолеем площадью возник звук — тонкий писк, постепенно растущий и в конце концов перешедший в пронзительную органную ноту.

Профессор поднял руку и некоторое время так стоял, приветствуя бесконечный писк, а Мишка с удивлением обнаружил, что мыши расположились на площади не кучей, как кому хочется, а ровными квадратами, будто нарезанный пирог.

Когда писк начал утихать, послышалось стрекотание, и Мишка — в который уже раз за этот день — опасливо напрягся: прямо на них с Андреичем неслись несколько мышиных вертолетов. Профессор, однако, никакого беспокойства не проявил, был невозмутим, как школьный завуч Иван Николаевич, и Мишка его зауважал.

Вертолеты облетели седой Цаплинский ежик и приземлились на гладкий гранит парапета. Стрекотание смолкло. Винты еще продолжали вращаться, когда из прилетевших машин выбрались несколько мышей — штук десять — и направились к профессору и Мишке. Вряд ли мы узнали бы среди них генерала Тиуи, хотя, разумеется, он тоже там был.

— Познакомься, Миша. Это командующие сегодняшним парадом. У них не очень благозвучные имена, поэтому я называю их по-своему: генерал Наполеон, генерал Бисмарк, генерал Сталин…

Гости отдавали честь и пищали что-то бодрое. Переводчики кричали в мегафоны перевод, но очумелый Мишка не мог уловить слов.

— Вот это крутая шайба! Значит, ты, Андреич, над ними действительно самый главный, да?

Профессор Цаплин погрозил ему пальцем:

— Ай-яй-яй! Опять это дрянное слово!

— А как же? — спросил Мишка, нахмурясь. — Ты ведь начальник?

— Начальники — они.

— Значит, ты — президент или король?

— Я выше всех президентов.

— Такого слова нет, — заявил Мишка.

— Возможно, Миша. Ну и пускай его нет, правда? Тогда мы его придумаем, а? — глаза Андреича засветились добрым сказочным светом и завороженный Мишка кивнул.

— Э, нет! — тут же сказал Цаплин, подмигнув. — Такое слово уже есть. Это талант! Гений! Будь гением — и покажи всем свиньям, которые презирают талант… Ты им покажешь?

— Покажу, — кивнул Мишка, чтобы не обижать Андреича.

Тот наклонился к мышам и что-то негромко сказал. Через минуту появился человек со стулом в руках, казавшийся удивительно лишним в этой обстановке. Впрочем, он тут же исчез, как только поставил стул.

Профессор наклонился, поднял Мишку и взгромоздил прямо с грязными ногами (вот бы тетки посмотрели!) на принесенный стул У Мишки захватило дыхание оттого, что площадь перед ним как будто раздвинулась. Маленькое сердце забилось чаще чем положено. Мишка почувствовал, будто отрывается от земли и пошатнулся, но рука Андреича держала его крепко.

На клеточках с буквами Комов набрал: Б-Е-Т-Х-О-В-Е-Н, открыл дверь и осторожной рыбой проскользнул внутрь Цаплинских апартаментов. Настороженная тишина и хмурая темнота встретили его неласково. Пошарив по стенам, он нашел выключатель. Со светом окружающий мир стал веселей. Желтоватый неон осветил знакомые длинные столы и колдовской пейзаж на них из таинственных приборов и разной научной химии. Методично, словно муравей, Комов принялся обшаривать логово профессора. Он делал то, что было его профессиональным занятием: искал информацию. Рабочие записи, интимные дневники, телефонные книжки, фотографии в коробке из-под печенья, магнитофонные кассеты, книги с пометками на полях, дискеты, обрывки газет с наспех записанными адресами, пожелтевшие от времени конверты и компакт-диски. Скоро он понял, что пришел в это таинственное обиталище не зря. Там и тут островками на столах и плотными слитками в выдвижных ящиках лежали исписанные неряшливым профессорским почерком тетради, бумаги, блокноты. Россыпь дискет и компакт-дисков дразнила Алексея и подговаривала аккуратно собрать их и унести прочь.