Книга Свинцовая ломка - Максим Михайлов

— Понял, понял, — уже нервно шепчу в ответ.

Сколько можно мусолить одно и то же? Пора наконец переходить к делу… Уловив мое настроение Руслан, хотевший еще что-то поучительное сказать напоследок, обрывает уже начатую речь на полуслове и лишь ободряюще хлопает меня по плечу.

— Удачи, русский. Не забудь открыть рот, когда будешь стрелять!

Широко ему улыбаюсь, не сразу поняв, что он сказал. Чуть позже доходит… Почему открыть рот, зачем? Это что шутка? Хочу переспросить на всякий случай, но Руслана уже нет рядом, он резво скачет на четвереньках через улицу, прикрываясь кроной поваленного дерева. Добравшись до торчащего на противоположном от меня тротуаре пенька, ополченец одним рывком сдергивает из-за спины свою «муху» и сноровисто переводит ее в боевое положение. Машет мне рукой, давай мол!

Даю, высунувшись из-за угла с трубой на плече тщательно ловлю в прицельную планку выделяющийся светло-зеленым пятном, на фоне более темной брони ящик. Ага, есть! Ну, с богом! Перед тем, как надавить спуск вспоминаю совет Руслана и воровато покосившись в сторону ополченца все же решаю ему последовать. Мало ли… Эх и глупо я наверное выгляжу сейчас с раззявленным хлебалом, ладно еще не сказал язык высунуть. Набираю полную грудь воздуха, и старательно удерживая ящик на мушке на долгом протяжном выдохе плавно жму спуск. «Не ждать выстрела, иначе непроизвольно дрогнешь в последний момент, — вспоминаются наставления моего армейского командира взвода. — Выстрел закономерный результат твоих действий, не надо его бояться. Просто будь спокоен, жми спуск аккуратно». Правда говорил это старлей про стрельбу из автомата, но вряд ли здесь есть какая-то принципиальная разница. Указательный палец с усилием идет назад и вдруг как бы проваливается в пустоту.

От неожиданности я чуть не бросил трубу на землю. В уши мне ударил настолько оглушительный рев, что я мгновенно потерял способность слышать окружающие меня звуки. Причем это не был уже привычный звон, забивающий слух от автоматных выстрелов, на этот раз наступившая тишина оказалась полностью всеобъемлющей, будто до отказа прикрутили регулятор громкости в телевизоре. Абсолютно немая картинка перед глазами. Только нарастающий гул крови в висках, похожий на тревожное гудение проводов под высоковольтным током. Никакой отдачи я не почувствовал, только в лицо вдруг дохнуло жаркой волной, скрутивших горло узлом химической гадости, отработанных газов. А потом слепяще-яркое пятно понеслось вперед, навстречу танковой башне и, падающей звездой пронзив предутренний полумрак, врезалась точно в приплюснутый танковый затылок, словно отвесив бронированному монстру мощную оплеуху. В полном обалдении я смотрел, как огненный мяч гранаты врезавшись в железную стену башни расплющивается, растекается по ней раскаленной кляксой, как неторопливо покачиваясь, точно в замедленной съемке, отлетает кувыркаясь в сторону заветный ящик. Время для меня в тот момент практически остановилось, а зрение в компенсацию за покинувший меня слух обострилось невероятно, став подобным рентгену. Я как будто наяву видел сейчас влипшего от удара в прицельную панораму наводчика и капли крови на его рассеченной брови, видел командира зло кривящего рот в беззвучном для меня вопле и отдельно крупным планом заскорузлые, покрытые мозолистой коркой руки наводчика механически, без участия нокаутированного ударом гранаты по танковому корпусу оглушенного мозга, продолжающие делать затверженную на уровне инстинктов работу. Усиленные мощными механизмами эти слабые человеческие руки разворачивали сейчас многотонную танковую башню, разворачивали в мою сторону, чтобы стрелять в меня, чтобы всей мощью бронированного чудовища раскатать в тонкий блин, стереть с лица земли ничтожную букашку по имени Андрей Знаменский. И я ничего, совершенно ничего не мог сделать. Я даже пальцем не мог пошевелить. Так бывает в липких предрассветных кошмарах, когда собственное тело отказывается вдруг тебе подчиняться, предает тебя вовсе перестав реагировать на истошные вопли исправно работающего мозга.

Сверкнув ярким болидом вторая граната врезалась точно в оставленную моим выстрелом на броне темную проплешину, и размеренное неотвратимое движение разворачивающейся ко мне танковой башни мгновенно застопорилось. Она еще пыталась пару раз неуверенно дернуться, но я видел, я чувствовал, что это уже агония. Мы сделали это! Мы совершили-таки невозможное! Мы убили бронированного зверя! Почему-то я не чувствовал никакой радостной эйфории, только глубочайшее опустошение, апатию и усталость. Ствол танковой пушки бессильно обвис на полпути, башня неловко перекосилась, а из-под того места, где она соединялась с корпусом показался жирный черный дым, пока вившийся легкой тонкой струйкой, но с каждой секундой усиливающийся. Разом, почти синхронно откинулись крышки башенных люков и неловкие, шатающиеся словно пьяные танкисты полезли из них наружу. Я был искренне удивлен тому, что оба они живы и судя по всему даже не ранены, только оглушены. Значит мы убили лишь безвинный в сущности танк? Те кто были его мозгом, направляющей злой силой, остались целы и невредимы? Это было неправильно, несправедливо. Но в моих силах было исправить сейчас эту ошибку судьбы. Медленно разжав, все еще судорожно стиснутые вокруг пустого контейнера пальцы, я уронил использованную «муху» на асфальт и потянул из-за спины автомат.

Пальцы дрожали, мушка и прорезь прицела никак не хотели надежно совмещаться с шатающейся фигуркой в комбинезоне. Но я очень старался и в конце концов все получилось. Мне хотелось обязательно убить командира танка и я долго не мог сообразить, кто же из вылезших на башню танкистов командир, тот что справа, или тот что слева. Компоновку внутреннего пространства в танке я представлял себе слабо, но в конце концов решил вопрос в пользу того, что был справа, прикинув, что наводчику гораздо удобнее управляться с орудием сидя от него слева. Мушка уперлась в живот темной фигуре. Указательный палец уверенно выбрав свободный ход, выжал спуск. Автомат ласково ткнулся мне прикладом в плечо, задергался в руках, заплясал. Все в полнейшей тишине, что еще добавляло ко всему ощущение нереальности происходящего. Черная фигурка на танке сломалась в поясе, постояла секунду согнувшись, раскачиваясь из стороны в сторону и медленно завалилась вниз, скрывшись из вида. Не переставая то и дело нажимать спуск я повел стволом чуть в бок, и второй танкист, закрутившись волчком, скатился с брони. Хищно оскалившись я высматривал себе новую жертву, убивать оказалось вовсе не страшно, все как в качественной компьютерной игре, только звук какой-то шутник зачем-то вырубил. А так все очень похоже… Но где же остальные грызуны? Пехота? Третий танкист? Почему никого не видно? Попрятались, гады… Что, страшно? Правильно, бойтесь… Нашли с кем связываться! Вот я вам…

Что я им сделаю додумать мне так и не удалось, потому что в этот момент в плечо меня ударило чье-то напряженное закаменевшими мышцами тело. Сильные пальцы цепко ухватились за рукав и за ворот куртки, а потом нападающий без усилий перевалил меня через себя, зашвыривая за угол дома, и сам перекатился следом. Я было совсем наладился боднуть его головой в лицо, но вовремя удержался, увидев, что это мой напарник, ополченец Руслан. На языке уже вертелись какие-то возмущенные проклятия и ругательства, которые я собирался обрушить на его голову за подобную бесцеремонность. Но тут асфальт вдоль угла дома сам собой беззвучно вздыбился, разлетаясь под ударами пуль мелкой крошкой. Треснув раскололся надвое кирпич у меня прямо над головой, а в росшем неподалеку дереве сами собой вдруг возникли несколько белеющих сочной молодой древесиной дыр. Похоже, на то место, где я только что находился, обрушился настоящий огненный шквал, а Руслану я теперь обязан своей весьма бестолковой жизнью. Если бы не его бросок, лежать мне сейчас на вспоротом пулями асфальте, перерубленному пополам автоматно-пулеметным огнем.