Книга Пламя любви - Барбара Картленд

Наконец ей принесли деньги. Мона попросила конверт, положила в него две пятидесятифунтовые банкноты, адресовала «Мисс Стелле Ферлейс, в Коббл-Парке». Написала лишь одну фразу:

«Вам в приданое — с наилучшими пожеланиями».

Она попросила, чтобы посылку отнесли на почту, а остальные деньги сложила в другой конверт.

— Надеюсь, вы будете осторожны, леди Карсдейл, — предупредил ее управляющий. — Не слишком разумно ходить по улицам с такой суммой на руках.

— Эти деньги долго у меня не задержатся, — ответила Мона и, сев в такси, назвала шоферу адрес на Пикадилли.

Приехав туда, она попросила шофера подождать, позвонила в дверь и передала конверт привратнику.

— Для фонда «Спасение детей», — объяснила она.

Чуть позже, оставив чемодан в номере тихой гостиницы, она спустилась к телефону. Просмотрела телефонную книгу в поисках нужного ей имени.

Она набрала номер — трубку снял сам отец Эндрю Вейл. Брат покойного отца Моны стал католическим священником; жизнь свою он посвятил работе в трущобах, служению самым бедным и обездоленным из английских граждан.

— Дядя Эндрю, это Мона.

— Как поживаешь, дитя мое?

— Мне нужен твой совет. Я хочу работать на благо страны. Никаких навыков у меня нет, но работать хочу там, где по-настоящему тяжело и где я буду наиболее полезна.

— Тогда иди к миссис Марчант — дом тысяча три по Квин-Виктория-стрит. — Отец Эндрю всегда был немногословен; добавив еще пару слов, он повесил трубку.

Так Мона и сделала.

Миссис Марчант, симпатичную седую женщину, она нашла в тесном, полном людей кабинете. Перекрикивая оглушительный стрекот нескольких пишущих машинок, Мона рассказала, кто ее прислал, и лицо миссис Марчант озарилось приветливой улыбкой.

— Мы все любим отца Эндрю!

— Он мой дядя.

— Тогда тем более рада с вами познакомиться.

— Я ищу работу, — объяснила Мона. — Поэтому дядя прислал меня сюда. Он сказал, что вы сможете мне помочь.

— Конечно, сможем! — ответила миссис Марчант.

Но на лице ее отразилось колебание. Мона поняла, что чересчур нарядно одета да и весь ее вид — вид светской дамы — не может не настораживать.

— Мне нужна по-настоящему тяжелая работа. Такая, чтобы не оставалось времени на размышления.

Миссис Марчант, кажется, ее поняла.

— Не знаю, стоит ли предлагать вам такое, — сказала она, — но сейчас нам страшно не хватает рабочих рук в детских садах, которые мы организуем во всех частях страны. Есть два типа детских садов: одни располагаются около фабрик, чтобы рабочие могли оставлять там детей на весь день. Другие — интернаты — для эвакуированных детей, тех, что слишком малы, чтобы просто распределять их по чужим домам. Их мы отправляем в деревню организованно, группами, вместе с нянями и воспитательницами. Среди них, разумеется, много сирот или тех, чьи матери погибли при бомбежках.

— Такая работа мне по душе, — ответила Мона. — Я люблю детей, хоть, боюсь, не слишком много о них знаю.

— Скоро узнаете, — ответила миссис Марчант. — Но работа будет нелегкая. Уверены, что справитесь?

— Уверена, — твердо ответила Мона.

Несколько часов спустя она уже сидела в поезде, направляющемся в Фултон-андер-Слау, деревушку на западе страны, где недавно был организован новый детский сад.

Перед отъездом Мона попросила миссис Марчант, чтобы та пересылала письма ее матери со своего лондонского рабочего адреса. Объяснять эту странную просьбу она не стала, но миссис Марчант пообещала все ее письма немедленно пересылать адресатам.

Сидя в поезде, Мона написала матери первое письмо: в нем она постаралась так мягко, как только могла, объяснить, почему не хочет сообщать ей свой нынешний адрес.

Милая мамочка, у тебя слишком доброе сердце. Я знаю, что перед Майклом ты не устоишь. Он выпытает у тебя, где я, приедет за мной — и все мои труды окажутся напрасными.

О драгоценностях она не упомянула — слишком сложно было бы объяснить это даже матери; однако с энтузиазмом писала о предстоящей работе, стараясь, чтобы в письме ее не проскользнуло ни слова неуверенности или тревоги.

Только наедине с собой, глядя на бегущий за окном пейзаж, Мона призналась себе, что не просто сомневается в правильности своего поступка — она почти в отчаянии. Она обрекла себя на мучительное одиночество; сердце ее разрывалось от мысли, что она осталась совершенно одна, без единой близкой души рядом.

О Майкле она вспоминала теперь так, как человек, выгнанный в лохмотьях на мороз холодной зимней ночью, вспоминает о тепле очага.

«И все же я права, — говорила себе Мона. — Я знаю: я поступаю правильно».

Однако это было слабое утешение. Что толку в благородстве ее поступка, если каждая клеточка ее тела и души стонет от тоски по Майклу?

Ей вспомнился вчерашний вечер: объятия, поцелуи, клятвы любви…

— О Майкл! — простонала Мона вслух.

Слезы заструились по ее щекам, и она закрыла лицо руками.

Чужие дети, как бы ни нуждались они в помощи и заботе, плохая замена дому, который предложил ей Майкл, его любви, его защите, наконец, малышам, которые могли бы у них родиться, — собственным детям, совершенным плодам совершенного счастья.

Досадуя на себя за слабость, Мона утерла слезы. Обратной дороги нет — нужно идти вперед.

Она сделала свой выбор и теперь с каждой минутой удалялась прочь от гладких, наезженных путей. Трудный путь по бездорожью — вот что станет ее искуплением. Будь что будет — она не сдастся, не позволит слабости себя победить.

Мона вытерла глаза и напудрилась как раз перед остановкой в Фултон-андер-Слау. За окном накрапывал дождь; сгущались ранние сумерки, станция выглядела серой и унылой. Мона вышла, таща за собой чемодан.

Похоже, ее никто не встречал — ни на машине, ни на лошадях. Возле станции стояла лишь телега, груженная мешками картошки. Мона подошла к седобородому вознице.

— Вы не знаете, нет ли здесь кого-нибудь из Айвидина? — спросила она. — Или скажите, далеко ли это отсюда?

— Айвидин? — переспросил он. — Да, слышь, недалёко. Ждут вас там, что ли?

— Надеюсь, что ждут, — ответила Мона, гадая, добралась ли до Айвидина отправленная утром телеграмма.

Возница вынул изо рта трубку и крикнул через двор:

— Билл! Да где этот постреленок? Эй, Билл!

Из сторожки показался вихрастый щербатый парнишка в отцовской, судя по всему, куртке.

— Леди в Айвидин приехала. Проводишь, что ли?

— Провожу. Вы уж извините, мисс, я не слыхал, как поезд подошел.

Мальчишка выкатил из сторожки двухколесную тачку и поставил на нее чемодан Моны.