Книга Капитан разведки - Сергей Донской

Антоненко, тот самый грязный человек с серой маской вместо лица, прислушивался не к шуршанию листьев и не к гудению насекомых, а к телефонному разговору Хвата с невидимым собеседником. Тем более что речь шла как раз о нем и его дальнейшей судьбе.

– Да, Петр Ильич, – кивал Хват, – товар собственными глазами видел и даже щупал. Только там не триста единиц, а все пятьсот.

– Четыреста пятьдесят, – подсказал Антоненко.

– Говнюк говорит: четыреста пятьдесят, – сказал Хват в трубку. – Он полагает, что все предусмотрел, этот говнюк. Те спецы, которые радиодетонаторы мастерили, были в том же подвале и похоронены. Цех демонтирован, ни одной лишней детали не осталось. Этот говнюк полагал, что все предусмотрел. А теперь сидит рядышком, утирает сопли, воняет на всю округу и мечтает о побеге.

– Я не собираюсь убегать, – воскликнул Антоненко.

– Извините, Петр Ильич, – обратился Хват к невидимому собеседнику, – но говнюк все-таки решился. Пустился наутек, пока я с вами разговаривал… Нет, Петр Ильич, живым его взять не удастся… Нет… Нет… Извините, вынужден прервать разговор. Начинаю преследование.

С этими словами он отключил телефон, сунул его в карман и внимательно посмотрел на пленника:

– Ну что? Попытаешь счастья?

– Какого счастья? – насторожился Антоненко. – Никакого счастья мне не надо. В смысле, убегать я не стану, не надейся.

– Станешь, говнюк, станешь. Потому что это твой единственный шанс. Последний. Видишь вертолет?

– Вижу. И что с того?

– Ты ведь запомнил, как им управлять, верно?

– Примерно. Но вряд ли я готов к самостоятельному полету.

– Сейчас проверим, – сказал Хват. – Иди и садись за штурвал. У тебя последний шанс, у меня последний патрон в стволе. – Он взмахнул пистолетом. – Все по-честному.

– Но ты же выстрелишь в меня! – выкрикнул Антоненко, лихорадочно обдумывая неожиданную перспективу.

– Не раньше, чем вертолет оторвется от земли, – заверил его Хват.

– А если он не оторвется?

– Тогда пристрелю тебя на земле. В упор. Так что советую не кочевряжиться.

– У меня не получится!

Ответом было красноречивое движение пистолетного ствола, указавшего Антоненко путь к вертолету.

Хвату пришлось ждать не очень долго. На то, чтобы занять место в кабине, Антоненко потребовалось несколько секунд, еще пара минут ушла на пробные переключения тумблеров. Наконец, лопасти винта «EXEC-162F» дрогнули, неуверенно провернулись в воздухе и начали набирать обороты.

Хват сплюнул в заволновавшуюся траву, вытер влажную от сукровицы руку о штанину и перехватил рукоять пистолета поудобнее.

Вертолет подпрыгнул. Ударился полозьями о землю. Снова подпрыгнул. Накренился в воздухе.

Целиться было неудобно – мешало солнце. Фигура Антоненко была почти не видна в сверкающей стеклянной кабине, поднявшейся на высоту пяти метров. Хват задержал дыхание и плавно спустил курок.

Выброшенная из ствола тупоносая пуля пролетела над полем и ввинтилась в борт вертолета. Пронзив металлическую обшивку, раскаленная капля свинца попала в бензобак.

Бензин воспламенился.

Грохнул взрыв.

На секунду невообразимо яркая вспышка затмила солнечный свет. Вертолет рухнул на землю. В полыхнувшем пламени заметался черный силуэт, издающий душераздирающие вопли.

– Девушку, которую ты сегодня убил, звали не Алиной и не Анжелой, – крикнул Хват. – Ее звали Алисой, урод. Теперь ты понимаешь, каково ей было?

Подняв руку, чтобы защититься от нестерпимого жара, он смотрел на полыхающий вертолет до тех пор, пока фигура, корчившаяся в языках пламени, не превратилась в бесформенную дымящуюся кучу.

– Вот и все, – сказал Хват, утирая кулаком слезящиеся глаза.

Слишком много дыма было вокруг, слишком много…

* * *

Как правило, покойники не выбирают место своего погребения. Это делают за них живые. Если родные и близкие сохранили о вас добрые воспоминания и располагают деньгами, считайте, вы вытянули свой счастливый билет. Проводят в последний путь под музыку, закопают с почестями, местечко подберут подходящее.

В этом смысле Алисе Сундуковой повезло. Ее обгоревшие останки нашли свой последний приют не на каком-нибудь захудалом кладбище столицы, а чуть ли не в центре Костромы, где просторнее и живым, и мертвым.

Прежде чем предать покойницу земле, ее, по православному обычаю, отпели в храме, возведенном через дорогу от кладбища. Нищих в церковном дворике насчитывалось чуть меньше прихожан, а досужих зевак – раза в три больше, чем тех и других. Когда гроб заносили по истертым каменным ступеням наверх, один из мужчин с траурной повязкой на рукаве оступился, и собравшиеся дружно ахнули. Однако, к разочарованию многих, гроб с лестницы не сверзился, а благополучно достиг центра храма, где был бережно установлен на специальный постамент, ближе к алтарю.

Началась служба.

– Господи, помилуй рабу свою греееешнаююю…

– У-у-у, – вторили батюшке тоненькие голоса певчих.

– Воззри с небесе, Боже, и виждь виноградник сей, его же насади десница твоя-аа…

– Аа-а…

– Се, прими человеця сего в Царствие Небесное, в селение горнее, где правише, яко и слово имаши во дни суда-аа…

– Даа-аа…

Под куполом церкви носились стайки переполошившихся воробьев. Живые цветы выглядели в полумраке фальшивыми, зато вовсю сверкали оклады икон, мерцали свечи, чадил ладан. От духоты, обилия запахов и гулкого эха заупокойной молитвы стареньким алисиным родителям стало дурно. Выбравшись наконец на свежий воздух, они выглядели немногим лучше покойной дочери.

Затем процессия потянулась вслед за гробом на кладбище. Некоторые плакали, но таких было немного. Чья-то отдельная смерть – не повод для вселенской скорби. Одной девушкой больше, одной меньше, что от этого изменилось, по большому счету? Разве что очередная могилка на планете появилась. Какой жалкий, какой мизерный итог человеческого бытия. Об этом втайне подумывали многие участники похоронной процессии.

Отморосил короткий слепой дождик, задымился асфальт, нагреваемый ласковым сентябрьским солнышком. Бухнул барабан, вразнобой грянули медные трубы, взятые оркестрантами наперевес: «Фаа-а, фаа-а…»

«Музыканты специально фальшивят на похоронах, – когда-то сказала Хвату Алиса, неплохо игравшая на гитаре. – Это как вилкой по стеклу, чтобы мороз по коже. Я подобрала несколько таких аккордов. Ми-минор с добавлением си-бемоль, представляешь?»

– Представляю, – прошептал Хват, – теперь представляю.

Выбравшись с кладбища, он долго брел прочь, не оглядываясь и не прикуривая сигарету, которую уже давно разминал в пальцах. В голове было пусто. На месте сердца зияла черная дыра.