Книга Изгнанник - Жюльетта Бенцони

С улыбкой она протянула ему руку. Встав на колено, он склонился над ней, как будто это была рука королевы.

– Поскольку ты остаешься мне верен, – сказала она с такой глубокой нежностью в голосе, что озноб пробежал по спине юноши, – значит, еще не все потеряно и у нас еще многое впереди…

Он ушел с ликующим сердцем, и Агнес, отныне совершенно уверенная в его слепой преданности, позволила себе полную ночь полноценного отдыха, так необходимого ей. Поэтому на следующий день, когда к ней с визитом приехала Роза де Варанвиль, она встретила ее безмятежным и открытым взглядом. Роза находилась под впечатлением искреннего и точного рассказа Потантена, который накануне прискакал к ним с новостями о здоровье их друга и о том, как эта новость была встречена в Тринадцати Ветрах.

– Можно подумать, что ты не была даже обрадована известием о том, что Гийом спасен?

– Нет, конечно, я рада, но, видишь ли, Роза, нужно, чтобы прошло время. Ведь мы так больно ранили друг друга, и он, и я. Было бы лучше нам не встречаться сразу. Кстати, и доктор Аннеброн говорил об этом, и Феликс должен был это слышать: он не хочет, чтобы я или Элизабет приезжали сейчас к нему…

– Да, я в курсе… Но ты не можешь себе представить, как я счастлива, что ты опять начинаешь так разумно и здраво обо всем рассуждать! Придет день, и вы забудете все эти переживания и вновь обретете счастье, я в этом уверена! – воскликнула эта великодушная женщина, обнимая крепко-крепко свою подругу.

– Может быть, ты и права, – улыбнулась Агнес. – Никто не желает так страстно, как я, чтобы скорее рассеялись тучи.

Тем не менее, когда Габриэль вернулся, он передал ей нераспечатанным письмо к леди Тримэйн: в Овеньере он нашел наглухо закрытыми и двери, и окна. Там не осталось больше ни одной живой души…

Глава IX ВОЗВРАЩЕНИЕ

Жозеф Энгуль приблизительно в тех же выражениях описал состояние дел в Овеньере, когда недели две спустя он вернулся оттуда, чтобы дать отчет Тремэну, поручившему ему эту миссию: никаких признаков жизни ни в доме на берегу Олонды, ни в окрестностях не обнаружено! Двери и ставни аккуратно закрыты и у Перье, которые также исчезли, не оставив следов. Одно только буйное цветение лилий придавало немного жизни этому пустынному уголку, возвращенному щебетанию птиц, шорохам листвы и журчанию реки.

– Как же ты не попытался разыскать, расспросить? Ведь ты как никто умеешь разговорить людей.

– Разговорить кого? В соседнем замке пусто, а фермы – их не так много в окрестностях – закрываются, как улитки, которых пытались потревожить. В Канвиле, в ближайшей деревушке, мне рассказали, что, скорее всего, мадам Перье с сыном уехали в Джерси, где у них родня. Что касается дамы из Англии, то на меня смотрели круглыми глазами, как на человека, свалившегося с луны: они никогда ее не видели и даже не подозревали, что она жила в этом уголке! Если хочешь узнать мое мнение, то мне все время казалось, что эти люди чего-то боятся. Но чего? Или кого? Тут скрыта какая-то тайна!

– А я лежу тут как болван! – Пальцы Гийома сжались на простыни.– Совершенно бессильный! Не могу даже прийти к ней на помощь! Мари!..

– А ты уверен, что она в ней действительно нуждается? Она ведь могла узнать и… потерять надежду?– Ты прекрасно знаешь, что нет! Она ведь сама сказала тебе об этом, когда ты ездил к ней во время моего исчезновения. И то же самое она повторила Потантену. Тогда почему же сейчас она все-таки уехала? И как раз в тот момент, когда меня нашли!

– А как она могла узнать об этом? И потом, есть одна очень важная деталь, о которой ты, кажется, забыл…

– Какая?

– Семья. У леди Тримэйн есть дети и мать, которые уже много месяцев не видели ее. Они могли напомнить ей о себе. Ты не задумывался об этом? Что касается меня, то мне кажется, они и так проявили исключительное терпение.

– Они не любили ее. Все, что им было от нее нужно, – чтобы она опять выгодно вышла замуж…

– Вот это и был самый главный повод. Ах, Гийом, Гийом, проснись! Тебе следует примириться с действительностью: она уехала, и ты уже ничего не сможешь изменить. Итак, подумай-ка лучше о себе, а также о том, что у тебя есть жена, дети, положение… жизнь, наконец! Оно того стоит, поверь мне!

– Ты думаешь, я о них забыл? Нет. Я их люблю… даже Агнес, которая так грубо выбросила меня. Только…

– Только твоя юношеская любовь сильнее. Слушай! Я возвращаюсь в Шербург, но через два-три дня, мне придется опять приехать на юг. Я заеду в Порт-Бай и попробую разузнать что-нибудь еще.

Вопреки своему физическому и моральному состоянию Гийом улыбнулся:

– Правда? Ты заедешь?

Адвокат удостоверился в том, что парик на его голове сидит ровно – он носил его по причине того, что его собственные волосы от природы всегда были взлохмачены, – поправил свой пышный галстук и осторожно подтянул сапоги из мягкой, на английский манер, кожи. Даже в самых суровых условиях этот шербургский денди всегда находил возможность быть одетым по последнему крику моды.

– Да, мне нужно… узнать, вернулись ли Бугенвили в Вэкетьер. Должно быть, им уже наскучило в Париже, а потом у нас такая прекрасная весна в этом году…

– В Париже? А разве Бугенвиль не в Бресте во главе эскадры? Судя по моим последним сведениям, он должен был водрузить свой флаг на «Величественном».

– Он делал это… до пятого февраля, пока ему не запретили выполнять свои функции. Морской флот пропал, Гийом! Масонские ложи подстрекали экипажи судов, проповедуя упразднение чинов, и наш друг, хоть он и сам масон, кинулся в местные ложи. Командовать эскадрой– значит взять на себя невыполнимую миссию…

– И его отпустили? Он ведь все еще популярен!

– Скажем так: король сделал все, чтобы оставить его. Собрание тоже: закон от двадцатого марта восстановил его в правах вплоть до звания адмирала, но он отказался. Как, ты не знал об этом? Феликс де Варанвиль, он тоже покинул службу, разве не рассказывал тебе?

– В этом нет его ошибки, – сказал с горечью Тремэн., – Ты же видел, в каком состоянии я был! А говорить о политике с тем, кто представляет из себя почти что труп, по меньшей мере неразумно!.. Итак, ты увидишь, как выглядит весна в окрестностях Гранвиля? Если это не слишком задержит тебя, не смог бы ты зайти к Вомартэну? Он тоже, наверное, считает, что я уже умер, и я хотел бы знать, в каком состоянии наши дела.

– Я заеду, – доброжелательно пообещал Энгуль, – меня это не затруднит, потому что в Гранвиле я сяду в почтовую карету…

Энгуль тут же заметил, что, изменив своей привычке, он слишком много говорит, от этого он сделался красным, как кирпич.

– И куда ты поедешь в почтовой карете? – насмешливо спросил Тремэн. – Нет ли у тебя намерения вернуться в Париж… в том случае, если некая богиня в настоящий момент… ну, скажем, в отъезде по делам в своих нормандских землях?.. Ты по-прежнему влюблен в нашу прекрасную Богиню Цветов, как я вижу?..