Книга Облава на волка - Михаил Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот так, – с облегчением проговорил Ляжечка, – а подорвать тебе все равно не удастся. Тебя вести будут до самого парома, да и на пароме – тоже. Помни об этом и глупостей не делай лучше… На чем я остановился?
– На том, что я подорвать хочу, – напомнил Николай.
Ляжечка гневно сверкнул глазами, но ничего на это не сказал.
– Билеты – вот они, – проговорил он, выкладывая на стол две глянцевые бумажки, – вот все документы, необходимые на выезд, бабки… – он покосился на чемодан, – у тебя имеются. «Ствол» верни. «Ствол» тебе не поможет. Тем более там металлоискатели везде – фирма-то, которая паромами заведует, нерусская.
Щукин достал из-за пояса пистолет и положил его на стол.
– Так-то лучше, – одобрительно кивнул Ляжечка. – Девчонка, после того как я сделал ей укольчик, – шелковая будет. Таскай ее с собой повсюду под ручку и притворяйся, будто разговариваете. Чтобы никто на вас косяка не давил… Нет, лучше не таскай – просто сядьте на лавочку или в баре и сидите себе… Ну, короче говоря, ты сам знаешь, что и как делать, не новичок, не олень какой-нибудь в конце концов…
– Холодно, – проронил Щукин.
– А?
– Холодно, говорю, – повторил Николай, – водка стынет.
– А-а…
Ляжечка взял в руку свой стакан, поднес было его ко рту, но потом, мотнув головой, поднялся и, возвышаясь над столом, словно старинный грузный комод, торжественно произнес, четко проговаривая каждое слово:
– За успех операции, – и одним глотком засадил содержимое стакана себе в глотку.
– Ура, товарищи, – добавил Николай и тоже выпил.
Проглотив водку, Ляжечка сморщился, ткнулся носом в пропотевший рукав куртки и коротко рыкнул, как растревоженный пес. Потом выдохнул и на минуту замер, словно прислушиваясь к тому, что происходит у него в желудке.
– Еще надо выпить, – сказал он так, будто увидел где-то соответствующий знак.
Щукин кивнул.
Они разлили еще по одной, Ляжечка снова поднялся и открыл рот, явно намереваясь выдать еще один тост, но, очевидно, ничего не придумав, махнул рукой и выпил молча.
Выпил и Николай.
– Я еще одну накачу, – подумав, проговорил Ляжечка, – день сегодня хлопотный выдался и… тяжелый. А тебе нельзя. Тебе несколько часов осталось до вечера – готовься, собирайся с мыслями… Ну, что хочешь делай, короче говоря. Только держи себя в форме.
– А ты до вечера со мной торчать будешь? – поинтересовался Щукин.
– Да, – строго ответил Ляжечка, – мне так поручили.
– Тогда я, пожалуй, гулять пойду.
– Иди, – разрешил Ляжечка, – на балкон. Но не дальше…
– Значит, гулять тоже нельзя, – задумчиво проговорил Щукин.
Он пожал плечами, наклонился, поднял с пола чемодан, положил его на стол, открыл и присвистнул.
– Что? – самодовольно крякнул Ляжечка. – Много бабок? То-то… Вот что значит работать с профессионалами. Они… то есть я слов на ветер не бросаю. А ты чего делаешь? – спросил он вдруг.
– Считаю, – спокойно ответил Щукин, просматривая на свет очередную купюру.
– Ну, ты даешь! – поразился Ляжечка. – Ты чего – не веришь, что ли?
– Я никому не верю, – сказал Николай, продолжая перебирать руками денежные знаки.
Ляжечка хмыкнул и налил себе еще.
– Вот это правильно, – сказал он, – никому в жизни доверять нельзя. Даже родному брату. Я тебе рассказывал, как меня брат кинул? Ведь вторая моя отсидка как раз из-за него случилась. Я тогда пытался отмазаться от дела, которое мне мусора шили, да ничего не получилось. Братан мой родной, его Петькой звали… зовут… на очной ставке раскололся. Зеленый был, не выдержал прессовки мусорской. Я у него дома склад устроил – шмотья заграничного туда подвалил. Своя-то квартира была под завязку завалена. Как меня накрыли, у меня уже отмаз был на этот случай приготовлен железный. А мусора, уроды чертовы, Петьку прихватили и начали прессовать – откуда шмотье? Он, конечно, в несознанку, как я его и учил, – мол, купил, приятели подарили… Не для продажи, а для себя. Но мусора-то не работники собеса, их обмануть сложно, они же знают, в чем дело, да и видят, что Петька – пацан зеленый. Ну, я уже обрадовался – хоть и влетел, но сидеть не буду, и Петька вроде нормально держится. А мусора что удумали – как-то ночью нагрянули на хату к Петьке, прихватили его – и в отделение. На три дня в камеру. В одиночку. Три дня держали, без допросов, без курева, без пайки – без ничего… Тут и не такой зеленый измучается, неизвестность-то страшнее всего… А после трех дней вывели, к следаку доставили, а тот ему в лоб – давай пальчики катать будем, семерка тебе светит. Петька в слезы – за что? А они – братан твой, Толик Лажечников, уголовная кличка Ляжечка, дал показания, что ты торгуешь спекулятивным товаром, проводишь незаконные экономические операции… да еще уличен в связи с иностранными спецслужбами, которые в проданное тебе тряпье вставляют подслушивающие устройства и прекрасно теперь знают настроения нашего советского народа. Раз – статья, два – статья, три – статья… А сейчас мы тебе и четыре, и пять устроим, хочешь?! Легко! Вот времена были, – вздохнул Ляжечка, прервав свой рассказ, – сейчас полстраны занимается тем, за что раньше срока давали. Называется – бизнес. А раньше называлось – фарцовка.
– Ну и что там дальше было с твоим братом? – без всякого интереса спросил Николай, все так же пересчитывающий купюры.
– Дальше?..
Ляжечка снова вздохнул.
– А дальше ничего не было, – сказал он. – Петька тут же, в кабинете, разрыдался и сдал меня с потрохами. Да еще припомнил кое-что такое, за что мне лишний год накинули… Понял? Вот так вот, – закончил свой поучительный рассказ Ляжечка, – никому верить нельзя, даже собственному брату. Родному.
– Очень интересный рассказ, – сказал Щукин, захлопывая чемодан, – все правильно.
– Я и говорю, – наливая себе еще, повторил Ляжечка, – даже брату родному верить нельзя.
– Ага, – сказал Щукин, – все правильно – все бабки на месте. И ни одной фальшивки.
– А ты думал! – осклабился Ляжечка. – Фирма веников не вяжет…
Он хлобыстнул еще стакан, отдышался и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Ну и дурак я! – воскликнул он. – Я же закусона целый вагон притаранил, а мы, как алкаши под детским грибочком, сидим – голую водку хлещем. Сейчас я…
Он тяжело поднялся.
– Водка-то уже кончилась, – заметил Николай.
– Да?
Ляжечка поднял бутылку на уровень глаз и посмотрел сквозь нее на свет.
– И правда, – огорчился он, – жалко. Надо бы еще… Да нельзя, наверное… Эх, черт… А как хочется… Недогон – хуже смерти…
Коротко простонав, он замолчал. С минуту в нем шла борьба долга с желанием, и наконец Ляжечка с исключительной решительностью, медально отпечатанной на лице, подошел к раковине, открыл кран, набрал полный стакан водопроводной воды и одним махом выпил.